– У нас мозгов мало, – возразил я. – Особенно у меня. В деле выживания мозг вреден, гораздо важней уверенность. Сейчас я уверен.

Я махнул рукой.

Я совсем не был уверен, но Егору не следовало этого знать.

Мы двинулись прямо. Окрестности менялись, мир наклонялся, некоторые дома обрушились и налезли друг на друга, это действительно походило на горы, хотя я никогда вживую гор не видел.

Улица сломалась. Поперек нее поднялась гряда, состоявшая из бетонных блоков, битого кирпича и сплющенных автомобилей. Машин было много, они скатились сюда сверху и теперь громоздились ржавой баррикадой, расплывались по сторонам, заполняя металлом окрестные переулки. Мы пересекли железную дорогу, изуродованную провалами, и вступили в заросли. Скорее всего, раньше здесь цвел парк. Город сдерживал его в границах, но город рухнул, и парк расплескался в разные стороны. Деревья выродились, утратили рост и сделались размером по пояс, низкорослый кустарник, раскинувшийся на холмах.

– Совсем рядом оказалось… – с удивлением прошептал Егор и указал пальцем: – Совсем…

Действительно, рядом. Я не ожидал. Отец Егора не мог пройти три раза, я настраивался на трудное путешествие, а получилось, что мы уже почти пришли. Неинтересно…

Придурок. Я придурок. Никогда нельзя так даже думать, подобные мысли подталкивают в неправильном направлении. Город опускался в чудовищную яму. На одном ее краю стояли мы, удивленные и ничтожные. На другом Башня. Вышка. Самое высокое место во всей Москве или во всем мире, кто знает, остались ли где-нибудь эти башни.

– Телецентр там рядом, – махнул рукой Егор. – С Вышкой рядом, двести метров, большой квадратный дом…

– Тут все квадратное, – сказал я. – Более-менее…

– Его ни с чем не спутаешь, отец говорил, как увидишь, так сразу и поймешь, он гораздо квадратнее остального, нам туда.

– Посмотрим кто кого квадратнее…

Вышка. Рядом с ней телецентр повышенной квадратности, там архив.

– Высокая… – почтительно пробормотал Егор. – Очень высокая… Туман! Прямо из земли!

Вышка исчезла. Из воронки выдохом поднялся теплый и влажный воздух, собрался в косматую желтую тучу, которая зависла над землей и стала медленно распухать в стороны. Прежде чем туча окончательно закрыла север, я успел заметить, что воронка неодинакова, пологий спуск с нашей стороны и достаточно крутой подъем с другой.

– Дурацкая пелена какая, – сказал Егор. – Не нравится она мне…

Не везет с погодой – летом хмарь, сейчас туча. А что поделать, человек погодой уже давно не управляет, теперь наоборот все, погода управляет человеком.

– Папка рассказывал… Про пелену. Он прорвал по пути противогаз и решил не соваться в эту тучу… Слушай, Дэв, ты это… Не сердись. Я давно тебе хотел сказать, думал… Ты рассердишься, вот что я думал. Я это… Вот как эту тучу увидел, так сразу и вспомнил. Я противогаз забыл.

Он забыл противогаз. Молодец. Мы почти добрались, а он забыл противогаз. Егор. Решил пободаться со мной. Дурак.

– Я ведь точно помню, что убрал его в сумку, а сейчас…

Егор открыл сумку.

– Оказывается, я взял только маску, а фильтры оставил… В сумке вместо фильтров гранаты, две штуки. Давай назад вернемся, а? Мы быстро успеем, дорога провешена, за сутки обернемся, туда обратно…

В слона. Егор очень хочет в слона, у него слоновья болезнь.

– Надо прямо сейчас, чтобы обернуться до заморозков. Дурак! Дурак!

Егор звонко шлепнул себя по лбу.

– Сколько раз папка меня учил…

– У меня есть запасные фильтры, – сказал я и достал из рюкзака коробку. Я предполагал, что Егор выкинет что-нибудь подобное, я подготовился.

– Лови.

Кинул ему фильтр.

Сейчас скажет, что гофра прорвалась. Медведки проели, подкравшиеся тайной ночью. Или что рожа от тягот похода у него похудела и маска будет болтаться. Или еще что остроумное, трусы и лодыри всегда люди крайне остроумные. Но Егор только покривился, защелкнул фильтр на клапане.

– Может, ты еще что-нибудь мне сказать хочешь? – спросил я. – Лучше сейчас скажи, пока с неба какашки не посыпались. Как посыплются, поздно будет.

Егор помотал головой. Ничего сказать не хочет. Врет. Врунов вижу издалека, у них всегда голос дрожит и глаза виляют.

– Все в порядке. – Егор закинул сумку с противогазом за спину.

– Тогда вперед.

Хорошее слово, одно из моих любимых.

Сохранившиеся дома стояли внаклонку к линии горизонта, отчего нереальность усугублялась, мир вокруг выглядел откровенно не по-настоящему, наверное, так на Марсе природа выглядит. Если она там есть. Продвигались трудно. Кустарник был густ и не спешил пропускать нас сквозь себя. Да и поверхность отличалась крайней неровностью, дома, стоявшие здесь, строили из кирпича, на этом ломаном кирпиче проросли кряжистые вперемешку с железом деревца. Железо краснело ржавчиной, на деревцах висели красные яблочки, мелкие, размером с ноготь. А может, не яблочки, может, рябина, все равно попробовать нельзя, пусть яблочки. Я двигался первым, толстые деревца подрубая топориком, мелкие отгибая. Иногда мы втыкались в изобилие гнутой, острой и опасной стали, и приходилось поворачивать и искать другой путь. Кроме того, я опасался пустот, которых в этом каменном крошеве наверняка полно.

– Поэтому туда так долго идти, – пояснил Егор. – Местность непростая. И везде такая, в какую сторону ни сунься, железяки острые. Непроходимость. Неходь, совсем как ты говорил.

Егор вздохнул. Очень не хотелось ему вперед, хотелось назад, в слона. Но я не очень собирался его слушать, я собирался вперед. Вперед, вперед, вперед, подумаешь, неходь.

– Опасно очень, – повторил Егор. – Алиса может вполне за железку зацепиться, на ней одна куртка, ни комбинезона, ни бронепластин…

– Ты за нее не беспокойся, ты за себя беспокойся. Алиса не пропадет.

– Да я за себя и беспокоюсь… Я вот что думаю. А если мы это… Ранены будем тяжело? Или даже легко. Назад через эти завалы вернуться непросто будет, тут здоровому-то не пробраться.

– А зачем нам назад возвращаться? – спросил я.

– Как зачем? Домой.

– У нас нет дома, – ответил я. – Слон – это не дом, это временное прибежище. Лучше ни к чему не привязываться, поверь мне, Егор. Дом – это где мы сейчас. Вот вечером мы заберемся в пустующую квартиру с гадким стариком, нарисованным на стене, и это станет нашим домом. Или шалаш из веток сложим – тоже дом. А потом в люке будем отсиживаться. Или закопаемся в мусор. В любой момент ты должен быть готов покинуть нагретое местечко.

Разговорился я что-то, раньше за мной такого не наблюдалось.

– Легко тебе говорить – ты сколько лет уже бродишь. Я привык к месту, привык в койке спать…