Кадиш задумался. Снова взял зеркальце, внимательно оглядел нос, изучил его по-докторски, сопоставил его царственные, как ему казалось, масштабы, с царственным и таким чуждым фоном – стена кабинета, камин без дров. Трудно ли убедить человека в его ущербности, когда он смотрит на себя в зеркало, а ему авторитетно заявляют о деформации? Ведь диагноз ставит не кто-нибудь, а светило. «Гигантский руль» – хорош диагноз!

Изучая себя в зеркале, Кадиш вдруг понял, что у Лилиан нос куда хуже. Он никогда не думал об этом всерьез – о том, чтобы как-то свой нос укоротить. Тщеславие было ему не свойственно. Тем более что он и так недурен собой. Скорее, речь идет о сне и о спасении жизни.

– Значит, вы и впрямь на мели? – спросил Кадиш.

– Полностью.

– И дыхание наладится?

– Дыхание, сон, храп. Вы-то небось грешите на какие-нибудь аллергии. Наверняка нос на улицу не кажете без носового платка, только и делаете, что сморкаетесь.

Что правда, то правда. По одному в каждом кармане, два чистых носовых платка каждое утро, как свежие носки.

– Платок больше не понадобится, – сказал доктор. – Вы даже мир будете видеть по-другому, у вас появится бинокулярное зрение. А сейчас вы как тукан: чтобы увидеть всю картину, вам надо повернуть голову. Эти два мира мы для вас объединим.

А что, подумал Кадиш, оно и неплохо. Вдруг в этом что-то есть?

– Я и так вполне счастлив, – признался он.

Доктор захохотал, откинулся на спинку кресла. Кресло закачалось вместе с ним – казалось, оно вот-вот опрокинется, но оно вернуло доктора в исходную позицию.

– О каком счастье вы говорите? – сказал доктор. – Я предлагаю сделать вас счастливым по-настоящему, избавить от меланхолии и черной желчи. Вот источник вашего счастья, – доктор ткнул палец Кадишу в лицо. – Ваш нос. Как и бриллиант, он нуждается в огранке, огранке под давлением. На таком большом пространстве, – доктор еще раз провел пальцами по носу Кадиша, – счастье не сформируешь. Вот почему евреи как народ страдают хронической депрессией. Счастье тычется туда-сюда внутри этих грандиозных носов, как светлячок в банке. Но его надо нацелить. Точно направить. Приколоть, как бабочку к бархату. И оно не будет метаться, всегда будет на месте. Мы можем вас исцелить, Познань. Мы освободим мужчину, который находится в плену у еврея.

– За сколько? – спросил Кадиш. – Сколько в долларах?

– Вы сами сказали, что я – лучший из лучших.

– Но вы должны мне немалую сумму.

– Нос у вас тоже немалый. Если брать за килограмм, вы мне еще останетесь должны. Все по-честному.

– Это называется «по-честному»? – изумился Кадиш. – Я пришел сюда за своими деньгами!

– Что ж, будьте эгоистом. Держите это у себя на лице. Но поймите, из вашего носа можно сделать столько носов, что хватит многим несчастным и обездоленным.

– Что за хрень вы несете? – возмутился Кадиш. – Вы же доктор!

– Сколько пациентов приходят сюда, а я ничем не могу им помочь. Быть клиентом для меня – большая редкость. И сегодня профессионал здесь – вы. Давайте заключим сделку, вы берете меня в целители, а уж я – с учетом особенностей вашего носа – расстараюсь.

– А как насчет операции за проценты с вашего долга?

– Я вас умоляю, – сказал доктор. Но умолять он и не думал, это был отказ. – Вы не представляете, сколько у меня долгов. С какой-то суммой вам придется расстаться.

– У меня тоже долгов хватает, – сказал Кадиш. – Всем приходится нелегко.

Он хотел снова взять зеркальце, и зачем он его отложил?

Да, доктор ему нахамил, он его облапошил, но если от этого отвлечься и говорить о возмещении убытков, речь шла о прихоти, которую может себе позволить только человек состоятельный, Кадиш о таком не мог даже помыслить. И вот до него снисходит лучший из лучших. Тут его словно громом ударило. Как он сразу не сообразил? Лилиан это ему обязательно припомнит. Ведь такого рода операцию он своей семье никогда не смог бы обеспечить! Кадиш сделал глубокий вдох. Он вдруг почувствовал себя великодушным – наконец-то он поступит правильно.

– У моей жены, – сказал Кадиш, – нос тоже не подарок. А мой сын, плод нашего союза, так его нос не подарок вдвойне.

– Даже и не… – начал Мазурски и махнул рукой. – Весь долг и намного сверх этого вам придется заплатить мне.

– Тридцать три процента, – сказал Кадиш. – Одна треть вашего долга за каждый нос. Вот вам и вся сделка.

– Невозможно.

Мазурски взял зеркальце и убрал его в ящик.

– Это мое предложение, – сказал Кадиш. – Не устраивает – возвращаемся в точку А.

– В точке А вы не получите вообще ничего.

– Я продам ваш долг, – сообщил Кадиш. – Им займутся серьезные люди, они с радостью выколотят его из вас.

– А кто, как вы думаете, ваши серьезные люди – они и есть мои должники. Но дело даже не в этом – я не могу сделать в моей клинике три носа безо всяких документов. – Доктор замолчал, устремил взгляд куда-то вдаль, поверх головы Кадиша. Потом скривился, словно складывал в голове цифры, что-то прикидывал. – Разве что сделать это для коллег, для студентов, в больнице, где я преподаю, – тогда это возможно. – Доктор протянул руку, и Кадиш пожал ее. – У вас начнется новая жизнь.

Кадиш решил, что выкрутился из провального положения – провел переговоры успешно. Он представил: его семья сидит в центре зала в шикарном ресторане, все довольны, потягивают вино. Кадиш удачно острит, цепляет вилкой кусок бифштекса, подносит ко рту, над ним – маленький, но очень мужской нос. Кадиш еще раз прокрутил сделку в голове. Может быть, он что-то упустил, в чем-то ошибся?

Когда Кадиш поднялся, Мазурски задал ему последний вопрос.

– Имя, – спросил он. – Его правда больше нет?

– Нигде… только здесь, – ответил Кадиш и постучал двумя пальцами по виску.

– Мало того, что ты пришел домой с пустыми руками, – возмущалась Лилиан. – Так ты еще горд собой!

Обычно, когда она вот так опускала его на землю, Кадиш всегда был выбит из колеи. Ужинали они не в ресторане, а дома, но Кадиш был более чем доволен ужином в кругу семьи. Он приготовил семье праздник, принес домой полкило «Фреддо», снизу фруктовая начинка, сверху шоколад. Себе он открыл бутылку хорошего вина.

– Да, я горжусь, – сказал Кадиш. – И пришел я совсем не с пустыми руками.

– Хуже, чем с пустыми руками, – кипятилась Лилиан. – Ничего себе, звездный час: мы не только ничего не получили, но даже кое-чего лишаемся.

– Я на этой сделке и так уже кое-что потерял, – и Пато махнул на Кадиша розовым пальцем. – Нос остается на месте. Наше правительство и так всех стрижет под одну гребенку, а ты хочешь, чтобы мы стали одинаковыми добровольно.

– Конечно, уж тебе-то зачем, – сказал Кадиш. – С таким носом, как у тебя, можно подавать на инвалидность. За такой нос могут и пенсию дать.