Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Жуткое место, — прошептал Иван Карлович.
— Обычный погост, — сказал Волков. — Много людей схоронили в прошлые годы, когда оспа свирепствовала на Москве.
— Много про сие кладбище плохого болтают, — сказал князь.
— То бабкины сказки, князь. Ты человек образованный. Пиит* (*пиит — поэт). Тебе ли погостов бояться?
— Я неведомого опасаюсь, Степан Андреевич.
Луна вышла из-за туч и осветила длинные ряды крестов. На табличках были имена покойников, но много могил были безымянными. Не было у этих людей родственников, кто приходил поплакать у креста.
Князь точно указал могилу Тишки. На кресте было написано:
«Раб божий Тихон. Тридцати лет».
— Здесь!
— Двое копать станут, а один с пистолетами дежурить. Мало ли чего.
Первыми взялись за лопаты Тарле и Волков.
Закопали домовину Тишки не глубоко. Поленились холопы княжеские. И потому расчистили гроб быстро.
Волков выбросил лопаты из могилы и взял заступ.
— Погоди, Степан Андреевич! — остановил его Антиох Кантемир.
— Чего тебе, князь? — Волков посмотрел на него.
— А коли он и вправду вурдалак? Надобно с осторожностью и опасением всяким сие делать! Иван Карлович! Доставай колья осиновые!
Тарле достал из мешка два заостренных кола.
— Приготовились! — усмехнулся Волков.
— А то как же, Степан Андреевич. Мало ли чего приключиться может. А кол осиновый — первое дело противу вурдалака. Говорили, что в валахии коли вурдалак начинает людей после смерти мучить — надобно его из могилы вытащить и кол ему осиновый в сердце вогнать. Затем голову отрубить и тело сжечь.
— Но это если он вурдалак! — сказал Волков. — Ежели признаки на нем будут вурдалака. Какие там признаки, князь?
Кантемир ответил:
— Лицо его румяно должно быть, а не как у покойника обычного. Волосы, ногти и борода отрасти должны, а жилы полны свежей кровью.
— Вот и поглядим сейчас.
Волков поддел крышку и открыл домовину.
Кантемир и Тарле вздрогнули и отступили на шаг. Но в гробу не было тела. Он был пуст!
— Вот вам и Тишка! — вскричал Волков. — Нет никого в этой домовине, князь. Это и надобно было мне узнать! Вот вам и пули серебряные и кол осиновый! Надобно могилу снова зарыть и все оставить, как было. А завтра всех холопей, кто в похоронах участие брал, в Приказ разбойный!
— Это еще зачем? — спросил князь.
Кантемиру было жалко своих. Хорошо он знал, как пропадали человеки в застенках страшного приказа. И кто ему слуг вернет? У него и так людей в доме не густо. Братец новых ему более не пришлет.
— Вам жалко слуг, князь? Я это понимаю.
— Можно допросить их в моем доме тайно, Степан Андреевич.
— Можно было, пока дело не стало столь громким, — поддержал Волкова Тарле.
— Именно так, князь. Вопросов больно много. Знали они, что хоронили пустой гроб? А если знали, то зачем хоронили? Кто их надоумил сие сделать? И где тело того умершего холопа, что Тишкой именовал себя?
Больше Степан ничего не сказал. Князь и Тарле не возражали. Они взялись за лопаты и стали зарывать могилу…
***
2
Застенки Приказа разбойного.
Слуга князя Антиоха Кантемира Иван, что при конюшнях состоял и два его помощника — крестьяне Сильвестр да Архип, которые припасы доставили из имения, был взяты за караул.
Они Тишку хоронили, и, стало быть, им и ответ держать. В те поры пытка при допросе дело обычное, и допрашиваемый через то проходил. Время было такое.
Волков был при допросе вместе с Иваном Тарле.
Подьячий Зубило, высокий жилистый малый, спросил чиновника:
— Приступать велишь ли?
Волков отдал приказ начинать. Он знал, что Зубило знает свое дело хорошо. У этого подьячего все говорили на пытке. И при нем состояли заплечных дел мастер Роман, три его подручных, да два старика бобыля- костоправа.
— Только мне правду надобно знать! — предупредил Волков. — Не человеков калечить, но способствовать истине!
Зубило ухмыльнулся. Он также знал этого чудного чиновника сыскного ведомства. Покосился на ведро с вениками для огненной пытки и сказал:
— Дак я не первый год при пытках в Приказе разбойном состою. Понимаю, что к чему! Посему ты, ваше благородие, не изволь сомневаться. Пытка она многих в ум приводит и истину открывает.
— На дыбе кто хош на себя облыжно (ложно) наклепает. Потому бить без оттяга. Кожу сим холопам не рвать! — приказал Волков.
— Как велишь, тако и сделаю! — ответил подьячий. — Но сумнительно, что от того говорить сии рабы божии начнут. Крепкие они. Я-то сразу вижу, кто говорить станет.
— Начинай! — прервал подьячего Волков.
Зубило кивнул палачам.
Заплечных дел мастера суетились вокруг. Он быстро приготовили все для пытки. С конюха Ивана стащили рубаху, и руки его связали позади веревкою. Затем дюжие молодцы по сигналу палача «Вздымай», подняли слугу вверх, и он повис на руках.
К его ногам привязали бревно, и все было готово к растягиванию тела. Кнутобоец палач Роман приготовили свой страшный инструмент.
Волков спросил Тарле:
— Готов писать, Иван Карлович?
— Готов, Степан Андреевич.
Коллежский асессор вел записи допроса.
Волков начал:
— Ты конюх князя Кантемира Иван, Семенов сын?
— Так, барин. Я холоп князя Антиоха Дмитрича Кантемира.
— Ты получил повеление барина своего умершего холопа Тишку предать земле?
— Так, барин. И мне в помощники определили двух крестьян Сильвестра да Архипа.
— И что было далее? — спросил Волков.
— Дак похоронили мы Тишку-то. Все как надобно сотворили.
— Стало быть, в гробу на погосте в могиле лежит умерший холоп? Так?
Волков смотрел на Ивана.
— Да! Так оно и есть, ежели Тишка с нечистым не знался. Ведь люди сказывали, что вурдалак он.
— Сейчас не о сделках Тишки с нечистым разговор! Мне надобно знать, кого в могилу Тишки положили.
— Да Тишку, барин!
Волков кивнул подьячему Зубило.
Заскрипели блоки, и тело Ивана вытянулось. Палач с кнутом замахнулся и закричал:
— Берегись! Ожгу!
На теле Ивана появился рубец. Но это было не опасно. Волков щадил слугу и не применил к нему настоящей пытки на дыбе, когда осуждённого растягивали так, что от удара кнутом лопалась кожа, и руки выворачивало из суставов.
— Правду сказал! — закричал Иван. — Тишку хоронили! Какая вина на мне, ваше благородие? Скажи!
— Ты гроб забивал гвоздями? — спросил Волков.
— Я сам и забивал.
— И в гробу лежало мертвое тело Тишки?
— Истинно так!
— Но отчего тогда сего Тишку на днях споймали в кабаке живого и здорового? Как ты пояснишь сие, Иван?
— Не может того быть, барин! Тишка мертвый был! А коли он вурдалаком стал, то стало вышел из могилы!
— Так ты веришь в то,