Человек, вовлеченный в борьбу с грехом, понимает, что каждый день ставит других перед нравственным выбором. Я встречал одного работодателя, который каждого соискателя просил: «Опишите случай, когда вы сказали правду, а это принесло вам вред». По сути, он спрашивает, верно ли определены приоритеты у человека, ставит ли тот любовь к правде выше любви к карьере.

В таких местах, как канзасский город Абилин, большие грехи, если им не противостоять, могли бы привести к осязаемым катастрофическим последствиям. Лень могла стать причиной потери урожая; чревоугодие, пьянство, похоть — привести к распаду семьи; а тщеславие — к чрезмерным тратам, долгам и разорению.

В подобных местах люди осознают не только грех в целом, но и разнообразие грехов и средств против них. Одни грехи, такие как гнев и похоть, подобны диким зверям: их укрощают привычкой к сдержанности. Другие, такие как насмешничество и неуважение, похожи на пятна. От них могут очистить лишь покаяние, сожаление, возмещение и искупление. Третьи, такие как воровство, подобны долгам: исправить их можно, только возместив. Такие грехи, как супружеская неверность, подкуп и предательство, больше похожи на измену, чем на преступления: они подрывают общественный порядок. Заново установить гармонию в обществе можно только постепенным возвращением к искренним отношениям и восстановлением доверия. Грехи высокомерия и гордыни вырастают из чрезмерного стремления к высокому положению и превосходству над другими. Единственное спасение от них — это смирение.

Иными словами, люди в прошлом получали от предков обширный нравственный лексикон и арсенал моральных орудий, выработанные столетиями и передававшиеся из поколения в поколение. Это было полезное наследие сродни владению тем или иным языком, и люди использовали его в своей нравственной борьбе.

Ида Эйзенхауэр была веселой и добродушной, но твердо стояла на страже воздержанности. Она запрещала у себя в доме танцы, игру в карты и алкоголь именно потому, что понимала силу греха. Самоконтроль как мышца, которая быстро устает, и потому гораздо лучше избегать соблазнов, чем сопротивляться им, когда они появляются.

В воспитании сыновей она проявляла безграничную любовь и теплоту. Она давала им куда больше свободы, чем большинство современных родителей. Но при этом требовала, чтобы дети взращивали в себе привычку понемногу, но постоянно в чем-то себя подавлять.

Сейчас, когда мы говорим о подавлении себя, то обычно придаем этим словам негативную коннотацию. Мы подразумеваем, что человек зажат, скован, утратил связь со своими эмоциями. Дело в том, что мы живем в культуре самовыражения. Мы склонны полагаться на внутренние импульсы и не доверять внешним силам, которые стараются эти импульсы подавить. Но в нравственной экологии прошлого люди скорее были склонны не доверять внутренним импульсам. Эти импульсы можно сдержать силой привычки, утверждали они.

В 1877 году психолог Уильям Джеймс написал короткий трактат под названием Habit («Привычка»). Если вы стараетесь вести достойную жизнь, писал он, нужно сделать нервную систему союзником, а не врагом. Стоит впечатать желательные привычки так глубоко, чтобы они стали естественными и инстинктивными. Джеймс писал, что, когда человек начинает вырабатывать привычку, например придерживаться диеты или всегда говорить правду, ему следует начинать с «как можно более мощного и решительного мотива». Появление новой привычки должно стать важным событием в жизни. А затем нельзя «допускать ни единого исключения», пока привычка не укоренится. Один-единственный промах перечеркивает все проявления самоконтроля. Следует использовать любую возможность применять свою привычку на практике, необходимо каждый день усердно упражняться в самодисциплине. «Подобный аскетизм — это как страховка, которую человек платит за свой дом или имущество. Эти затраты не приносят ему пользы в это время и, возможно, никогда не окупятся. Но если все же случится пожар, то они спасут его от разорения».

Уильям Джеймс и Ида Эйзенхауэр, каждый по-своему, говорили о закреплении привычки во времени. Характер, по определению Энтони Кронмена, профессора юриспруденции Йельского университета, — это «ансамбль устоявшихся склонностей — вошедших в привычку чувств и желаний». Это во многом аристотелевская идея. Хорошие поступки постепенно делают человека хорошим. Измените свое поведение, и со временем ваш мозг перестроится.

Ида подчеркивала важность мелких проявлений самоконтроля: следовать этикету за столом, надевать в церковь лучший костюм, чтить день субботний, выражать в письмах уважение и почтение с помощью принятых оборотов, есть простую пищу, избегать роскоши. На службе в армии — дер­жать форму в порядке и вовремя начищать обувь. Дома — поддерживать жилье в чистоте. Везде — упражняться во внешней дисциплине.

В то время считалось, что физический труд воспитывает характер. В Абилине все, от предпринимателей до фермеров, ежедневно занимались физическим трудом: смазывали оси телег, грузили уголь, просеивали печную золу. Эйзенхауэр вырос в доме без водопровода, и домашние дела для мальчиков начинались с рассветом — встать в пять часов, чтобы развести огонь, натаскать воды из колодца, — и продолжались весь день: они носили отцу на маслобойню горячий обед, кормили кур, консервировали фрукты (до 600 литров в год), кипятили белье в день стирки, ухаживали за посадками кукурузы (доход от ее продажи служил мальчикам карманными деньгами). Дуайт вырос в обстановке, почти противоположной той, в какой сейчас растут многие дети. Сегодня детям почти никогда не приходится заниматься таким физическим трудом, какой был привычен Дуайту, но у них нет и той свободы, какой пользовался он, закончив работу. У Дуайта было много обязанностей по дому, зато потом он мог бегать по городу и по лесам в свое удовольствие.

Дэвид Эйзенхауэр, отец Дуайта, поддерживал дисциплину в своей жизни усердно, но безрадостно. В основе его характера лежало чувство справедливости. Он был строгим, холодным и очень правильным. После разорения панически боялся брать в долг, опасаясь даже немного ослабить контроль. Когда Дэвид руководил собственной компанией, то заставлял сотрудников каждый месяц откладывать 10% от зарплаты и отчитываться ему в том, что они делают с этими деньгами: кладут в банк или покупают акции. Он записывал все ответы, а если чей-то ему не нравился, он увольнял работника.

Он, казалось, никогда не расслаблялся. Никогда не водил сыновей на охоту или рыбалку, да и почти не играл с ними. «Это был негибкий человек строгих правил, — вспоминал один из его сыновей Эдгар. — Жизнь для него была очень серьезным делом, так он и жил, трезво и в меру предаваясь размышлениям».

Ида же всегда улыбалась. Она всегда была готова немного пошалить, пошатнуть свои устои, даже выпить глоток спирт­ного, если обстоятельства к тому располагали. Ида, похоже, понимала то, чего не понимал ее муж: в выработке характера нельзя полагаться только на самоконтроль, привычку, труд и самоотречение. Разум и воля недостаточно сильны, чтобы все время побеждать желания. Человек бывает силен, но он не самодостаточен. Чтобы победить грех, нужна помощь извне.

В ее подходе к воспитанию характера была и нежная сторона. К счастью, любовь — это закон нашей природы. Такие люди, как Ида, понимают: любовь также служит средством для выработки характера. Эта мягкая стратегия учитывает, что мы не всегда можем противиться своим желаниям, но мы можем менять их и иначе расставлять приоритеты, сосредоточиваясь на высших ценностях: на любви к детям, к родной стране, к бедным и обездоленным, к своему городу или университету. Жертвовать ради этого приятно. Приятно служить тому, что любишь, и видеть, как оно процветает и благоденствует.