litbaza книги онлайнРазная литератураКнига о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г. - Сборник Статей

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 170
Перейти на страницу:
документа прилагается к настоящей статье).

Демократическая Группа предложила мне во время моей по­ездки собирать подписи и под этим заявлением. Таким образом, я отправился в путь с двумя документами, преследующими од­ну и ту же цель, но различными по своему характеру, адресу и подписям.

Выполнение моей миссии в Ковно, Гродно и Витебске про­шло без всяких трудностей. Не было каких-либо прений по со­держанию записки. Не трудно было мне собирать подписи и под заявлением Демократической Группы среди представителей ме­стной демократической интеллигенции. В собраниях, в которых я говорил о записке, я избегал упоминать о заявлении.

Некоторые трудности возникли у меня в Вильне, где для слушания моего доклада о записке было созвано довольно мно­голюдное собрание. В нем, между прочим, участвовал и С. М. Дубнов, с которым я тогда впервые встретился. Он упоминает о моем приезде и об этом собрании в своих воспоминаниях.

В возникших прениях горячо и красноречиво выступил про­тив текста записки один участник собрания, который был мне совершенно неизвестен, хотя я более или менее знал виленских общественных деятелей. Он доказывал, что русское еврейство должно требовать равноправия не путем подаваемой правитель­ственной власти записки, тон которой естественно этим обу­славливается, а предлагал много более радикальную формули­ровку. Я спросил своего соседа, кто этот оратор, и узнал, что это был д-р Шмарья Левин, незадолго до того прибывший из Елисаветграда в Вильну, где стал общественным раввином. Очевидно, Шмарья Левин хотел, чтобы документ носил тот характер, кото­рый имело заявление Демократической Группы. Мне пришлось ему возражать, хотя, конечно, я всецело разделял его настрое­ние. Я сказал, что то, о чем он говорит, могло найти себе выраже­ние в другом документе, но не в записке, подаваемой Председа­телю Комитета министров. Собрание с моими доводами согла­силось.

В Могилев на Днепре я приехал через некоторое время после имевшего там место 10 и И октября 1904 г. еврейского погрома. Власти не принимали никаких мер к защите евреев. Особенно возмутительно было поведение могилевского полицмейстера, на глазах которого происходило расхищение еврейского имуще­ства. Еврейские общественные деятели немедленно согласились подписать записку. Но все их мысли были сосредоточены на по­громе, и они ожидали от делегата из Петербурга помощи и сове­та. Я составил прошение на имя прокурора Судебной Палаты, в котором было указано на преступное бездействие полицмейсте­ра и предлагалось привлечь его к уголовной ответственности по соответствующим статьям Уложения о наказаниях. При этом в прошении говорилось, что если не будет найдено достаточно ос­нований к привлечению полицмейстера к суду, настоящее про­шение является оклеветанием должностного лица и проситель предлагает в таком случае привлечь его за это к уголовной от­ветственности. Местный общественный деятель, доктор Лурья, согласился такое прошение подписать. Оно было мною лично по почте отправлено по назначению. Казалось бы, у обвинительной власти не было возможности уклониться от поставленной перед ней альтернативы. Однако, ни полицмейстер, ни доктор Лурья к ответственности привлечены не были.

Много сложнее оказалась моя задача в Варшаве. Наиболее влиятельным общественным деятелем там был Станислав На­тансон, член семьи состоятельной и пользовавшейся всеобщим уважением. Натансон принадлежал к евреям, считавшим себя «поляками Моисеева исповедания». Станислав Натансон был вице-председателем Гмины — Правления Варшавской Еврей­ской Общины. Мне было сказано, что еврейское собрание имеет вес только в том случае, если оно созывается Станиславом На­тансоном и происходит в библиотечной комнате его квартиры. По приезде я вместе с моим дядей Сигизмундом Фрумкиным, членом Гмины, посетил Станислава Натансона и сообщил ему о цели своего приезда. Он согласился созвать собрание, и мы при­ступили к составлению списка участников. Я сказал, что необхо­димо пригласить представителей всех течений в еврействе Вар­шавы.

Я сообщил Натансону, что записка, подписание которой я имею в виду предложить, конечно, написана по-русски, и спро­сил, не нужно ли дать перевести ее на польский язык. Он отве­тил, что этого не требуется, так как то, что она написана по-рус­ски — естественно, и что все, приглашенные на собрание, пони­мают по-русски, хотя и неохотно на этом языке говорят. Я по­просил его, когда он откроет собрание, сообщить о моем предло­жении и его ответе. Он так и поступил.

Собрание было импозантным. В нем участвовали видные представители Варшавского еврейства. Но предложения подпи­сать записку никто из присутствующих не поддержал. Приве­денные к тому мотивы меня, недостаточно знакомого с настрое­ниями этих кругов еврейства, изумили. Говорилось о том, что они считают Конгрессовую Польшу лишь формально входящей в состав Российской Империи. Уже по одному этому они счита­ют нежелательным какие-либо совместные с русским еврейст­вом шаги перед правительством. Да и положение польских евре­ев совершенно отличное от положения евреев русских. Поль­ские евреи в пределах Польши вправе жить и в селах и там приобретать недвижимое имущество. Правда, они испытывают за­труднения, когда едут в Петербург или Москву. Но они смотрят на эти города, как находящиеся за границей и, в сущности гово­ря, не могут против этого протестовать — нельзя отрицать за лю­бым государством права отказывать иностранцам в визах по своему усмотрению. Их детей принимают в русские учебные за­ведения лишь в пределах процентной нормы. Но они этому ра­ды, так как предпочитают посылать своих детей в заграничные учебные заведения.

Отказ подписать записку вызвал уже после моего отъезда протесты со стороны менее ассимиляторски настроенных кру­гов в Варшаве и, в особенности, в Лодзи. В результате от имени «евреев, жителей Царства Польского», была опубликована резо­люция с требованием равноправия. Насколько мне известно, инициатива опубликования этой резолюции исходила не от Варшавских, а от Лодзинских еврейских общественных деяте­лей.

* * *

После моего возвращения в Петербург мне пришлось при­нять участие в организации Виленского Съезда, состоявшегося 25 — 27 марта 1905 года.

Хотя инициатива этого съезда исходила от Бюро Защиты, приглашения были разосланы за подписью барона Г. О. Гинцбурга. Тогда еще это было естественно и даже необходимо. Был составлен список приглашенных, причем из каждого города приглашалось несколько лиц разных направлений. Я принес ба­рону Гинцбургу пакет приглашений на подпись. Он все пригла­шения подписал без всяких возражений, на некоторых из них приписывал приветы, надежду встретиться с адресатом в Вильне и т. д. Но одно приглашение он наотрез отказался подписать. Его отрицательное отношение к этому лицу было вполне обос­новано и разделялось и членами Бюро Защиты. Но это был вид­ный сионист, имевший в своем городе большое влияние и неприглашение его могло бы вызвать отказ других сионистов уча­ствовать в съезде. В конце концов барон Гинцбург подписал и это приглашение.

Однако за время, прошедшее между высылкой приглаше­ний и съездом, политическая атмосфера и, в частности, настро­ение в еврейских кругах резко изменились,

1 ... 15 16 17 18 19 20 21 22 23 ... 170
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?