Прохор Селиванов вышел из кафе «Петлюра» в превосходномнастроении.

Сегодняшний день выдался у него на редкость удачным. Черездавнего знакомого, харьковского сахарозаводчика Синько, ему удалосьдоговориться с очень нужным человеком, интендантским полковником, ведающимфуражировкой кавалерии, и продать ему тысячу пудов перепревшей пшеницы позамечательно высокой цене.

Конечно, пришлось подмазать полковника, выплатить ему«откат», да и Синько взял знатный куш за услуги, но в таких вопросах Прохорникогда не скупился: не подмажешь – не поедешь.

В кофейне Прохор выпил немного, обмыл сделку поправославному обычаю, но напиваться не стал: при нем были деньги, и оченьбольшие, и он не чувствовал себя спокойно, пока не спрятал их в сейф.

Махнув рукой извозчику, Прохор вскарабкался в пролетку ибуркнул:

– В гостиницу «Кист»!

– Слушаюсь, ваше степенство! – Коренастый извозчикобернулся на секунду, окинул седока быстрым взглядом маленьких близкопосаженных глаз и взмахнул вожжами.

Прохор откинулся на сиденье и предался приятнымразмышлениям. Война, конечно, гадость, но для делового человека открываютсяогромные перспективы.

Армии нужно много, очень много. Кроме оружия и боеприпасов,с которыми лучше не связываться, нужен фураж для коней и продукты для солдат,строительные материалы для укреплений, обмундирование, медикаменты… да всего неперечтешь! И за все это армейские интенданты платят чистоганом, а на качествотовара смотрят сквозь пальцы, особенно если как следует подмазать… Здесь за годможно миллионщиком стать, а потом – в Константинополь, а еще лучше – в Париж…Оторвавшись от таких приятных мыслей, Прохор огляделся. Места были незнакомые.

– Эй, любезный, – окликнул он извозчика, –куда это ты меня завез? Я же тебе велел в «Кист»!

– Не извольте беспокоиться. – Извозчик повернулсяк седоку с нехорошей улыбкой, одновременно придерживая лошадь. Тут же впролетку вскочили с двух сторон двое людей в масках.

«Налетчики!» – в ужасе подумал Прохор и полез за пояс, где унего холодной тяжестью приютился вороненый наган.

– Не надо, барин, – с просительной интонациейсказал высокий плечистый налетчик и железной рукой ухватил Прохора; отбиввсякие мысли о нагане. Второй громила уже ловко обшаривал его одежду.

«Черт, черт! – мысленно ругал себя Прохор, – ненадо было обмывать сделку, скорее в гостиницу надо было ехать, деньги в сейфубрать. Все ведь теперь отберут!»

Налетчик действительно моментально нащупал потайной пояс,набитый деньгами, распорол рубашку Прохора и вытянул пояс наружу.

– Товарищ Макар, – радостно воскликнул он, показываяпояс извозчику, – тут такие деньжищи!

«Так это красные! Товарищи, – понял Прохор, –совсем плохо дело, эти живым не оставят. И извозчик ихний».

Словно прочитав его мысли, извозчик укоризненно сказал:

– Что ж ты, дура, сделал? Зачем меня по имени назвал?Теперь надо этого бурдюка кончать!

– Да я ж не по имени, а только по кличке, –оправдывался налетчик, – да и все одно его лучше прикончить, так оноспокойнее будет.

Прохор сомлел от страха.

– Товарищи, дорогие, – забормотал он без всякойнадежды на успех, – не убивайте, деньги все возьмите, я не в претензии,только не убивайте! Я сам сочувствующий! Лично с одним комиссаром знаком,товарищем Кацем. Не убивайте, Христом Богом молю!

– Ну что вы там тянете! – недовольно сказализвозчик. – Время дорого!

Высокий молчаливый налетчик коротко взмахнул широким кривымножом. Голова Прохора Селиванова откинулась на спинку сиденья. Горло,перерезанное от уха до уха, выплеснуло широкую струю крови на белоснежнуюманишку.

«Извозчик» спрыгнул с козел и вместе с двумя своимисоучастниками скрылся за углом.

* * *

Иван Салов свернул с улицы в маленький переулок, которыйзаканчивался тупичком, пробежал, стараясь не топать сапогами, до самого края,перемахнул через забор и стукнул легонько в темное оконце одноэтажного неказистогодомика.

Долго не слышно было в доме никакого движения, наконец,когда потерявший терпение Салов стукнул громче, оконце отворилось и показаласьрастрепанная женская голова.

– Это ты, что ли? – полушепотом спросилаженщина. – Что ночью-то ходишь, патрулям попадешь… – Не бойся,Леля! – выдохнул Салов, приближая свое лицо к ней и вдыхая сладкий запахженского тела, распаренного в теплой постели, – открой лучше дверь… Онаотшатнулась, почувствовав в хорошо знакомом мужчине что-то новое, необъяснимое.Потом накинула шаль и босиком пробежала в сени, чтобы отпереть дверь. Он вошел– сильный, большой – и сразу же схватил ее жадно за плечи, прижался к лицу.

– Подожди, не шуми, хозяйку разбудишь! –отбивалась Леля.

Они тихонько прошли на ее половину – две крошечные комнатки,заставленные мебелью, и там Салов, скинув шинель, впился в Лелины губы жаднымпоцелуем.

– Пусти, мне больно! – Она оттолкнула его изапахнула шаль на пышной груди.

Босым ногам стало холодно на полу, она вздрогнула и приселана узкий продавленный диван. Салов же продолжал оживленно двигаться покрошечным комнаткам, ему не сиделось на месте, И хоть мартовские ночи былихолодны, а он пришел без шапки в распахнутой шинели, Леля ощутила, как от негоисходят жаркие волны возбуждения. Пахло от него ночью, табаком, крепким мужскимпотом и еще чем-то сладковатым и непонятным.

– Водки дай! – требовательно произнес он, наконецостановившись.

– Ты еще ночью ко мне ходить будешь, чтобы водкутрескать? – возмутилась Леля. – А ну… – Она замахнулась, ноСалов перехватил ее руку.

– Все, Леля, дело сделано, – проговорил оннепонятные слова, – вот, смотри. – Он бросил на стол толстую пачкуденег.

– Это – мне? – растерялась Леля. – Откуда утебя столько?

– Много будешь знать – скоро состаришься! –захохотал он, и у Лели язык не повернулся напомнить ему про злобную хозяйку.

Она вскочила с дивана, накинула шелковый халат, на ощупькое-как пригладила гребнем рыжие кудри. Потом выставила на стол графинчик водкии немудреную закуску. Салов налил полстакана и выпил одним махом, не закусывая.

Потом прислушался к себе и налил еще на два пальца водки,после чего подцепил на вилку кусок колбасы и поглядел на Лелю масленымиглазами. Под его взглядом она потрогала деньги, пытаясь определить, сколько жетам всего.

– Куда? – Он накрыл ее руку своей, и опять пахнулочем-то незнакомым и сладковатым. – Не все тут твое. Полторы тысячи нужноВаське Губарю отдать, как договаривались. На революционное дело! –серьезно и строго сказал он. – А остальные полторы – наши. Куплю тебезавтра ту браслетку, что показывала на той неделе. Носи, мне не жалко.