Мы долго шли ночью, разрезали колючую проволоку, после потому, что осветительные ракеты стали рваться позади нас, мы поняли, что фронтостался позади. Чтобы не привлекать внимания в прифронтовой полосе, мы троерешили разделиться и встретиться в Симферополе, потому что документы, которыминас снабдили в Екатеринославе, в прифронтовой полосе были недействительны.Однако когда я с большим трудом добрался до Симферополя, то никаких следовсвоих товарищей там не нашел. Явочная квартира, чей адрес мне дали вЕкатеринославе, показалась мне ненадежной – слишком людно было вокруг, толклиськакие-то подозрительные личности. По дороге туда у меня проверили документы идаже обыскали, но ничего не нашли.

– А как же мандат за подписью товарищаМокроусова? – поинтересовался матрос.

Борщевский расстегнул пиджак и вытащил откуда-то изподкладки маленькую прямоугольную тряпочку, на которой неразборчиво, но, несомненно,типографским способом было напечатано, что предъявитель сего являетсяпредставителем Крымского краевого комитета партии, обладает всеми полномочиямии так далее, а внизу стояла подпись тов. Мокроусова.

– Она была зашита в подкладку и не шуршала при обыске.Далее я отправился на вторую, запасную квартиру, там нашел товарищей,предупредил их, но поздно, потому что первую явочную квартиру в тот же деньразгромили.

– Угу, – проговорил товарищ Макар, и непонятнобыло, одобряет он все услышанное или осуждает. – Стало быть, товарищи,деньги для того, чтобы достать оружие, придется добывать самим.

– Разберемся! – крякнул матрос.

– Пора расходиться, товарищи, скоро комендантский час.

Все задвигали стульями, поднимаясь.

– Товарищ Тоня, я тебя провожу! – подскочил Саловк Антонине.

– Я с дядей Семеном пойду, – отшатнулась она иобожгла его взглядом синих глаз.

– А я, товарищи, – обратился Борщевский ктипографским, – хотел бы взглянуть, как у вас дело обстоит в типографии.Вы не против?

Гольдблат молча пожал плечами, что означало согласие.

Оставшись втроем, потому что сапожник немедленно удалился накухню, Макар, матрос и Сапов сели в кружок за стол и долго беседоваливполголоса, сдвинувшись голова к голове.

– Значит, как договорились, завтра и сделаем, –подвел итоги Макар.

– Что-то мне этот Борщевский не нравится, нет у меня кнему доверия, – пожаловался Кипяченко.

– Много спрашивает, во все суется, – с готовностьюсогласился Салов.

Товарищ Макар разговора на эту тему не поддержал, но вглазах его снова возникло то непонятное выражение. Товарищ Макар твердо знал,чего он хочет, но в некоторые свои планы он никого не посвящал.

* * *

Тоня с Семеном Крюковым шли молча. Семен глядел себе подноги и думал о чем-то важном, потому что иногда вздыхал тяжело. К вечеру подморозило,растаявшие днем от южного мартовского солнца лужи затянуло ледком, Тоняпоскользнулась и засмеялась, уцепившись за куртку Крюкова. Он посмотрел на нееласково и взял под руку.

– Давай уж пойдем с тобой, как буржуи, под ручку, а толоб расшибешь.

Они пошли, не торопясь, вдыхая свежий холодный воздух.

– Что это ты, дочка, как я примечаю, от Ивана Саловашарахаешься? – спокойно спросил Крюков.

– Так… – отвернулась Тоня.

– Ну, раз это дело личное, то я вмешиваться небуду, – смутился Крюков.

– Да нет у меня с ним никаких личных дел! –вспыхнула Тоня. – Просто… нехороший он человек, вот что! Смотрит всегдатак нагло, рукам волю норовит дать… – Эка беда, что смотрит! –рассмеялся Семен. – Ты вот у нас какая раскрасавица уродилась, отчего ж натебя мужику и не поглядеть! А Салов – мужчина молодой, в самом соку… – Да,а раз подкараулил меня, а сам пьяный был. Да как давай приставать!

Все в полюбовницы к себе звал. Я, конечно, за себя постоятьмогу, да только противно очень, не по-товарищески… Он сегодня вон Борщевскомусказал, что Леля – это жена его, а мне тогда про Лельку эту такого наговорил. Ишалава-то она подзаборная, и бросит-то он ее сразу же, если я соглашусь… Нештоможно такое про жену-то говорить?

– Да уж, – вздохнул Семен. – Ну, ты не думайо нем.

– Да я разве думаю, когда вокруг такое творится! –воскликнула Тоня. – Ты представь, дядя Семен, вот скоро победим мы белых иначнется такая жизнь сказочная! Кругом все свои, не нужно никого бояться. Иприедут к нам товарищи из Москвы, расскажут, как там у них, что делается, инаучат, как дальше жить.

– А ты как дальше жить хочешь? – улыбаясь, спросилКрюков.

– Я, дядя Семен, учиться хочу. Чтобы все-все знать,чтобы со мной умному человеку говорить интересно было. А то простым-то людям япро революцию объяснить могу, вот как сама понимаю, а если посложнее что… Воттоварищ Макар хорошо говорит – заслушаешься! И он вообще замечательный, товарищМакар!

Настоящий большевик! Он когда говорит – у меня прямо слезына глазах, и вообще он – самый настоящий герой! Про таких нужно песнискладывать!

В голосе девушки послышался неприкрытый восторг, Семенпоглядел на нее внимательнее, увидел, как сияют ее глаза, и все понял. Онулыбнулся грустно и крепче подхватил ее под руку.

На Корниловской набережной, недалеко от хорошо известногоздания морской контрразведки, находилась бойкая, весьма людная кофейня,прозванная в городе кафе «Петлюра». Эта кофейня служила штабом и местомдислокации для многочисленной своры городских спекулянтов, которую горожанеокрестили «Дикой дивизией». Дикая эта дивизия состояла из элегантных иподвижных константинопольских греков, медлительных и одутловатых левантийскихтурок, живых одесских евреев с печальными выпуклыми глазами, задумчивых армян.

Впрочем, и славянских лиц попадалось здесь немало. Частоможно было увидеть хорошо пошитые английские френчи армейских интендантов.

В этой кофейне устанавливали курсы валют и цены на сахар,здесь можно было купить вагон медикаментов и пароход английскогообмундирования. К этой необычной бирже прислушивались банки и серьезныеиностранные фирмы. На вопрос, каков сегодня курс английского фунта или турецкойлиры, всякий знающий обыватель мог ответить: «У Петлюры установили столько-то истолько-то».

В низком и просторном грязноватом зале кофейни, единственнымукрашением которого служила пыльная пальма в деревянной кадке, было всегдашумно и многолюдно. Грязные столы без скатертей, залитые кофе и засыпанныекрошками, служили для посетителей кроме основного назначения конторками. Здесьраскладывали часто документы на партию самого экзотического товара, подписывалииногда миллионные контракты. Электричество едва ли не каждый день отключали, итогда этот зал, скудно освещенный чадящими свечами и керосиновыми лампами,становился похож на бандитский притон или на освещенную скудным светом пещеру,где шайка разбойников пирует и делит богатую добычу. Собственно, такоепредставление было недалеко от истины: банда спекулянтов в «Петлюре» делилабарыши, торгуя продовольствием, обмундированием и медикаментами, от недостаткакоторых страдали солдаты на Чонгаре и под Перекопом. «Дикая дивизия» неимовернобоялась большевиков, но, по странной иронии судьбы, делала все для их победы,ослабляя и разваливая тыл Белой армии.