Где-то неподалеку нарисовался автомобиль. Вот-вот начнется ФБ-ор. Я достаю нож и открываю замок. Лающая псина, оказывается, в доме. Я влезаю в чьи-то тапочки и делаю обход своих новых владений. Двести квадратных метров для вполне себе квадратных жильцов. Нерабочий камин, все те же мощные лунные ландшафты в массивных золотых рамах. Несколько грузных диванов и тренажер „беговая дорожка“. Псина, похоже, заперта в подвале. Я отыскиваю лестницу, ведущую вниз, а дальше уши сами приводят меня в бельевую. Там я и обнаруживаю миниатюрную тявкающую машину. При виде меня с ней случается форменная истерика, остановить которую удается, лишь свернув ей шею. Что так же просто, как отломить куриную ножку в ресторане „Кентакки фрайд чикен“. Этих лохматых собачонок мы в Сплите называли „париками на лапках“.

На бельевой веревке висят дурацкие штаны, вульгарная рубашка и свежевыстиранные мужские трусы. Преподобный раздевается догола и дарит свой воротничок собачке. Покойник — покойнице. Я навсегда прощаюсь с отцом Френдли. После чего влезаю в штаны и рубашку и без долгих проволочек отправляюсь в гараж-без-машин, где нахожу банку с краской или что-то в этом роде. Открыв ее армейским ножом, я принимаюсь заляпывать белой краской лицо и одежду. Гениально. Я вхожу в раж. Мое сердечко перескакивает с „Болеро“ на босанову. Я забираю банку с краской в дом, по дороге прихватываю на кухне газеты и, расстелив их в прихожей — шестнадцать фотографий дешевой певички, представляющей Исландию, — ставлю на них открытую банку. На кухне я включаю радио, из которого Фил Коллинз стенает: „Всю жизнь я ждал минуты этой, Боже…“ Насчет данной минуты применительно к себе не скажу, но однажды, когда моя ганноверская девушка выбросила меня как пустой бумажный стаканчик в мусорное ведро, я вместе с Коллинзом стенал во весь голос. Классная песня для разрыва отношений.

Процедура закончена, лысина у меня вспотела, и тут раздается дверной звонок. Я выжидаю, но звонок повторяется. Причем звучит он так торжественно, словно кто-то напоминает хозяевам, что они должны получить деньги. Я открываю дверь. Мое сердечко ускоряется до ритма диско. На крыльце стоят двое полицейских. Черные куртки, белые каски.

— Халло, — произносят они на чистом исландском.

— Шхьелло, — говорю с утрированным славянским акцентом.

— Извините. Вы не говорите по-английски?

— Шьйес… малэнько.

— Христиан дома?

Так это христианский дом? Довольно странный вопрос для полицейских. А может, это не полицейские? Может, это священники, патрулирующие район?

— Шьйес, я думать, что христиан дома. Но я здесь не жить. — Мой неподражаемый английский новоиспеченного иммигранта должен произвести на них впечатление.

— Мы можем с ним поговорить?

— Шьим?

— Ну да. Мы хотим поговорить с Христианом.

Акцент у них покруче моего. Как у борца, сидящего на кокаине.

— А, я разумею. Нет, Христиан не дома сейчас. Нет-нет.

— А вы кто?

— Я Тадеуш.

— Поляк?

— Шьйес. Я здесь роблю. Христиан не дома. — Я шмыгаю носом в непросохшей белой краске.

— О'кей. Мы ищем лысого мужчину в одежде священника. Вы не видели, здесь никто не пробегал?

— Ньет. Звыняйте. Лысы свьященник?

— Да. Лысая голова и пасторская одежда. Очень опасный человек. Преступник. Мы его ищем.

— Свьященник-преступник? — переспрашиваю я, помня уроки Дикана: „Кто обращает внимание на дурака?“

— Да. Его разыскивают в Америке.

— В Америке есче много свьященник-преступник? — спрашиваю их с озабоченным видом.

Исландские копы, улыбнувшись в ответ, желают мне на прощание благополучно разделаться с покраской дома.

Я никогда не жил в таком большом доме. Он мне нравится, не скрою. Да здравствует изгнание. Покинув святой приют, я могу перевести дух. Мне уже не нужно по утрам растягивать рот в дурацкой улыбке и ходить по сияющему паркету, как Христос по воде. Сбросить с себя Френдли — это все равно что освободиться от шумной тощей подруги с техасским акцентом и нездоровым пристрастием к мобильникам.

Я провожу остаток субботнего вечера в одиночестве, наслаждаясь Евровидением-2006 на огромном плоском экране со стереозвуком. Я всегда ждал подсчета голосов с особым нетерпением. Трофей достается визжащим финнам в хеллоуинских костюмах. Босния и Герцеговина занимают третье место. Северина заканчивает конкурс на тринадцатом месте, набрав только пятьдесят шесть голосов исключительно за счет бывшей Югославии. Из них десять, сжалившись, подкинули нам сербы, которые запросто могли проголосовать елдой. Остальная Европа, похоже, даже не слыхала про эротическую видеозапись Северины. Если мы хотим еще раз выиграть этот блядский конкурс, нам надо создать побольше балканских государств.

Холодильник забит едой. Проголодавшийся киллер делает себе вечерний омлет. Съедаю я его в бильярдной на первом этаже, с выключенным светом, в стиле ЗНД. Моих новых хозяев зовут Кристиан Маак и Хелена Ингольфсдоттир. Они носят эти имена уже лет шестьдесят. Альбомные фотографии демонстрируют счастливую усатую парочку, улыбающуюся из всех мыслимых туристических точек, от Флориды до Словении. Они зарабатывают на жизнь путешествиями, не иначе. Кухонный календарь сообщает: март в Кении, апрель в Болгарии. Видимо, думая обо мне, Хелена обвела этот уикенд несколько раз: Лондон, Лондон, Лондон. В понедельник они должны вернуться.

После долгого насыщенного дня приятно растянуться на семейной кровати размером с боксерский ринг, где есть его угол и ее угол. Перчаток я не вижу, зато сразу выясняю, кто что читает: она — итальянскую поваренную книгу, он — „Коза ностру. Историю сицилийской мафии“. Опять эти долбаные тальянцы. А кто напишет хоть пару слов про честных, трудолюбивых парней из хорватской мафии? Где посвященные нам книги и фильмы, где наши пятнадцать минут славы? Твою мать. Какой-то урод на Безоружном Острове читает про макаронников. Я засыпаю на ее стороне, посвящая последние минуты бодрствования анализу моего положения. То еще положеньице. Что дальше? Убить хозяев по возвращении и протянуть несколько дней, пока в холодильнике не закончится еда? Или воспользоваться билетом, который Игорек купил для меня в аэропорту? Другие варианты не просматриваются.

Воскресенье я провожу дома, неспешно наслаждаясь роскошным завтраком и силясь прочесть статью с моей фотографией на последней странице газеты, которую вчера вечером почтальон подсунул под дверь. Начать с заголовка: „Mafíumorðingi á Íslandi?“[33]То есть „Мафия бла-бла-бла в Исландии“. Вопросительный знак выглядит обнадеживающе. В статье упоминаются отец Френдли и христианская телепередача Гудмундура, а также говорится несколько слов о нем. Так и вижу эту голову ламы на длинной волосатой шее и выпученные на репортера глаза: „Мы в шоке. Мы ни о чем не подозревали. Он был таким Френдли. Мы остались живы и считаем, что нам повезло“.