удивленно приподняла бровь, не понимая, к чему сестра задала такой вопрос, но уверенно кивнула, желая услышать продолжение.

— Алая роза — королевский символ Резерфордов, — продолжила Антандра. — После войны алую розу выжигали на оборотнях как символ падшего народа. Проще говоря, это метка раба.

— Великая Мать, — выдохнула Скарлет, сильнее сжимая руки сестры. А перед глазами будто всплыла картинка, где рука несёт раскаленное до красноты железо в форме королевского цветка, а затем медленно и мучительно притрагивается к коже, растягивая процесс от нанесения клейма. От этих мыслей в нос словно ударил мерзкий запах прожжённой плоти и болезненный крик.

— Да, мерзость, — понимала Антандру сестру.

— Почему это прекратили? Это же прекратили? Я сейчас не видела ни одного клейменного раба, — сказала Скарлет немыми губами.

— Когда убили Эрика Резерфорда, — вдруг начала Антандра совершенно с другой темы, — то Итан Резерфорд в его честь создал «Сад памяти». Тогда каждая знатная семья преподнесла по цветку, поддерживая идею Его Величества.

— И мы преподнесли лилию? — начала понимать Скарлет, к чему ведёт Антандра.

— Да, — кивнула девушка, резко дёрнув хвостом. — После этого события каждый цветок стал родовым. У Резерфордов роза. У нас лилия. Орхидея принадлежит маркизу Атталь. Пион — символ герцога Вайса. У барона Элдана ромашка. Тюльпан относят к графу Нарсису, — перечислила несколько примеров Антандра. — Королевская роза перестала быть отличительным знаком рабства. На оборотнях стали появляться чуть ли не букеты из цветов, — зло сказала девушка. — Но это было не долго. Закон запретил оставлять клеймо, так как оборотней то передаривали, то продавали. И, как говорили, товар портился.

— И сейчас это хотят вернуть?

— Да, — медленно сказала Антандра, только сейчас понимая суть всего происходящего.

Девушка резко остановилась по середине дороги, будто молнией поражённая, а затем, позабыв о Скарлет, едва ли не побежала до сарая. От быстрого шага до бега ее разделяли лёд и неудобные каблуки. Черт бы побрал неудобные модные вещи.

— Я должна буду поставить на тебе клеймо, — с порога сказала, чуть ли не выкрикнула, Антандра, не церемонясь на приветствия.

Амрит, будто никогда не спавший и готовый к каждому приходу Антандры, уверенно кивнул, мол, я понял тебя, и прикрыл свои чёрные глаза.

Антандра, конечно не ждала, бурной реакции и криков, но и абсолютному спокойствию и безразличию была удивлена. Девушка ожидала хоть какой-то реакции, но ее не было, не считая того, что оборотень дал понять, что услышал ее. Она буквально несколько дней назад рыдала у него на груди, а теперь как лживая аристократка сообщает о том, что должна будет на нем оставить клеймо. Родовую лилию Лоренцов.

— Ты позволишь это сделать? — спросила девушка так, будто у него был выбор, а затем добавила. — Без проблем. Чтобы мы пришли, — чуть замялась Антандра, — выжгли лилию, — выдавила она из себя несчастных два слова, — и ушли?

Амрит снова открыл свои чёрные глаза и внимательно посмотрел на девушку, а затем тихо произнёс своим голосом с ощутимой хрипотцой от долгого молчания:

— Да.

У Антандры по коже пробежали мурашки от одного единственного слова мужчины. Второй раз за все время девушка услышала его голос. Она не знала, чему удивляться больше: тому, что он согласился на добровольное и публичное клеймо на своём теле, без попыток кому-то отгрызть руку, стремясь до последней капли крови оставаться свободным и бороться за эту самую свободу. Или поражаться тому, что он заговорил.

Антандра даже сделала несколько шагов вперёд, будто желая развеять эту иллюзию бархатистого голоса.

— Мне жаль, — тихо сказала Антандра, но словно сама не верила своим словам.

«Звучит, как оправдание», — сделала ещё два шага вперёд, сама не понимая, зачем.

— Антандра! — прибежала запыхавшаяся Скарлет. — Что случилось? Ты так быстро убежала.

— Ничего, — придержала сестру за руку девушка. — Мне показалось я видела, как сюда шла Альна. Не хотела, чтобы она снова что-нибудь сделала своими кривыми, загребущими руками, — пыталась оправдаться Антандра. Но Скарлет даже и не думала сомневаться в ее словах, пытаясь не выплюнуть собственные лёгкие наружу.

— Пошли в дом. Выпьем чай, — попросила сестру Скарлет. — Я замёрзла.

— Да, хорошо, — бросила последний взгляд Антандра на Амрита и вышла из сарая под пристальным взглядом чёрных глаз.

*****

Снова огни, снова лица с искривленными улыбками, которые будто пришили ниткой с иголкой и которые раздражают до мозга костей. Новое черное платье с припущенными рукавами и откровенным вырезом декольте, очередной дерзкий разрез выше середины бедра и неизменная шпилька, которая считается верхом элегантности и аристократизма.

Антандра обособленно стояла от остальных, не желая привлекать к себе внимание. Но вот умная дура, праздник же в честь нее самой. Каждый специально подходил и приветствовал ее, интересовался в рамках приличия ее здоровьем, как, собственно, ее рука, сильно ли болит, каким отваром пользуется. И каждый вопрос был до скрежета зубов омерзительным. Но, кроме вежливых ответов, девушка ничего не могла сказать.

Но больше всего людей интересовала не она сама, а ее раб. Словно в зоопарке с диковинами животными, Амрита разглядывали со всех сторон.

— Почему он такой? — спросила одна тучная дама, не сдержав своего любопытства махнув, к удивлению, изящной рукой в шелковой короткой перчатке в сторону оборотня.

— Такой — это какой? — невинно зубоскалила Антандра, делая, вид, что не понимает, о чем идёт речь.

И, на первый взгляд, действительно, могло показаться, что раб — как раб. Обычные поношенные, но чистые штаны, ошейник на горле с длинной цепью, которая находилась у Антандры в руках. Даже поза возле ног госпожи не должна была вызывать вопросы. Но они были. Каждая мелочь вызывала бурную реакцию и вопросы, но они не могли сформироваться на языке. Было лишь ощущение неправильности происходящего.

Хоть на оборотне и были следы увечий, но это все старые раны. Более того, они не гнили и не кровоточили, а, к удивлению других, заживали. Сам Амрит был чист. Одной Великой Матери только известно, каких усилий стоило Антандре тайком протащить мужчину к купальне для слуг и обмыть его. Как вспомнит, так вздрогнет. Но зато сейчас не было мерзкой вони, которая присуща всем рабам.

Его волосы были собраны в высокий хвост. Антандра, конечно, хотела их ещё чуть подравнять, но это было бы уже слишком даже для неё. Пришлось плотно сжать губы и оставить все, как есть.

Но больше всего удивляло спокойствие Амрита, его тихая покорность Антандре. Ведь, чтобы оборотень так спокойно сидел возле ног хозяина, его избивали чуть ли не до потери сознания, чтобы не было сил сопротивляться. Или связывали руки, сковывали ноги и одевали намордник, как собакам, чтобы, огради