Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он приподнялся на локте, думая о том, что эта женщина показала ему мир любви, настоящей любви, о которой он мечтал еще в отрочестве.
– Но если мы оба не можем жить друг без друга, почему бы не быть вместе? Я свободен. Ты тоже можешь стать свободной, если все расскажешь Василию. Я понимаю: подло уводить жену у брата. Но еще подлее обманывать, встречаться вот так.
Женщина еще крепче обняла его:
– Петя, пойми, этого нельзя делать. Он убьет тебя, когда обо всем узнает. Ты знаешь, насколько он вспыльчивый. Вася тут же вызовет тебя на дуэль…
– И пусть! – с жаром ответил юноша. – Все решит поединок.
Она погладила его темные волосы:
– Ты собираешься драться с родным братом? Это грешно, Петя.
Он махнул рукой и выдохнул с мальчишеским пылом:
– Пусть грешно. Если это единственный путь быть с тобой, я его принимаю.
– А если он убьет тебя? – Мария хрустнула пальцами и скривилась, будто от боли. – Ты подумал, что будет со мной? Я этого не переживу.
Петр поджал губы и выдавил:
– Что же делать?
– Нужно, чтобы на тебя не упала тень подозрения. – Женщина запустила руку в густые рыжие волосы и задумалась. – Не лучше ли сделать так: ты отказываешься от наследства в пользу Василия, а я уж найду способ, как с ним… – Она не договорила, и Петр вздрогнул.
Мысль о том, что Мария расправится с его родным братом, не радовала, а пугала.
– Но это тоже будет неправильно. – Он сел на кровати и обхватил голову руками. – Боже, я не хочу его смерти, не хочу!
– Прекрати! – осадила его любовница. – Не будь тряпкой, в конце концов. Если вы оба претендуете на одну женщину, кто-то из вас должен уйти. Иначе нельзя.
Петр раскачивался из стороны в сторону, как китайский болванчик.
– Может быть, признаться, поговорить? – застонал он, но Тарновская презрительно усмехнулась:
– Какой же ты слабый, Петя. Если бы Василий был на твоем месте, он не задумался бы ни на секунду.
Он еще больше съежился, сник, и Мария, поняв, что вконец расстроила его, обняла молодого человека и прижалась к нему.
– Петя, делай так, как я сказала, и все будет хорошо. Сперва перепиши на него наследство, а потом в дело вмешаюсь я.
Тарновский-младший вскочил на ноги. Страх обдавал его горячими волнами, руки тряслись, ноги подкашивались. Тяжело было предавать близкого человека.
– Хорошо, я сделаю, как ты сказала. – Он с облегчением выдохнул, приняв, как ему показалось, единственное правильное решение. – Завтра я перепишу на него свою долю наследства.
Мария встала, прикрывая простыней свою ослепительную наготу:
– Отлично. Поверь, ты не пожалеешь. – Она взглянула на стенные часы, безжалостно отстукивавшие секунды, и протянула руку за платьем, небрежно брошенным на спинку стула.
– А теперь, дорогой, мне пора.
Петр погладил ее атласные плечи:
– Может быть, побудешь еще немного?
Тарновская покачала головой:
– Нет, любимый. Не забывай, что у меня двое детей. Пусть Василий утверждает, что я плохая мать. Но в отличие от него я хотя бы изредка занимаюсь ими. – Женщина коснулась его губ тонким пальчиком. – Скажи, ты готов полюбить моих детей?
Он послушно кивнул:
– Они и моя кровь тоже. Родные племянники. Я уже люблю их.
Мария улыбнулась, привлекла его к себе и поцеловала.
– Ну, будь умницей. Сделай так, как я сказала, и не сворачивай с пути.
Она быстро натянула белое платье, шелковые чулки, сунула ноги в белые туфли – да, сегодня она пришла к нему во всем белом, как чистая девушка, и ее хорошенькое личико светилось ангельской невинностью.
Петр, зачарованный красотой этой богини, не мог отвести глаз. Женщина будоражила кровь, сводила с ума. Так хотелось прижать ее к груди и никогда больше не отпускать!
Иногда гимназист задавался вопросом: за что он так полюбил жену брата? – и не мог ответить. Впрочем, а как объяснить значение слова «любовь»? И разве это можно объяснить словами? Теперь, когда юноша полюбил, ему казалось: все, о чем написано в книгах про это чувство, не имеет с ним ничего общего. Кроме безумной ревности. Он ревновал ее ко всему, особенно к своему брату.
– Я буду скучать по тебе, – прошептал гимназист, глядя, как она открыла дверь. – Очень.
– Ты знаешь, что я тоже скучаю. – Мария махнула рукой. – До завтра, дорогой. Завтра встретимся в кондитерской, скажем, в седьмом часу вечера.
Петр наклонил голову:
– Да, я все сделаю. Все, лишь бы быть с тобой.
Когда она ушла, оставив после себя легкий запах духов, он опустился на кровать и застонал, понимая, что несколько минут назад подписал смертный приговор родному брату.
Приморск, наши дни
На следующий день я не сразу поехал в Приморск, сначала побродил по городку, надеясь ее увидеть, но не увидел.
Настроение было препаршивое. Я залез в автомобиль и отправился к нелюбимой жене, думая, что сегодня притворяться любящим мужем выше моих сил. Я боялся сорваться, нагрубить, ударить.
На мое счастье, звонок Надежды застал меня в дороге. Она сообщила, что ей нужно срочно лететь в Москву и ужин на столе. В последнее время жена старалась баловать меня разными вкусностями, которые все равно казались мне пресными.
Первой мыслью было повернуть обратно, но я передумал. Я ничего не знал о новой знакомой – ни имени, ни места работы, ни места жительства. Она сказала, что приехала по делам, но надолго ли?
С такими мыслями я вернулся в Приморск, зашел в дом – две недели назад мы переехали в особняк ее отца, почти в центре города, принял ванну, не притронувшись к ужину, и отправился бродить по темным улочкам.
В тот вечер было невыносимо жарко. Днем плавился асфальт, автомобилистов предупреждали о возможном возгорании двигателей, любителей природы напутствовали не разводить костры, и сумерки не давали живительной прохлады. Однако я предпочел духоту улицы прохладе комнаты – дом навевал на меня тоску – и поплелся на набережную.
Как всегда летом, в нашем городе было много приезжих. Реки людей текли по улицам, слышался смех, а мне было грустно. Я постарался найти местечко подальше от людских взглядов и сел на скамейку под сладко пахнувшей японской акацией. Несколько ее пожухлых цветков не розового, а ржавого цвета валялись под ногами.
Я вспомнил, что когда-то здесь был большой парк с множеством южных деревьев и кустарников. Пирамидальные кипарисы встречали гостей как стражники, хвоя итальянских сосен серебрилась на солнце, крымские сосны со своим кривым стволом, почему-то примостившиеся рядом с этими красавицами, выглядели довольно непривлекательно. Несколько кустов ядовитого олеандра с глянцевыми узкими листьями склонили гроздья розовых, как заря, цветов к земле. В маленьком пруду цвели розовые лотосы. Их огромные листья, почему-то напоминавшие мне виниловые пластинки, покоились на воде, спокойствие которой нарушали лишь водяные пауки. Они, как фигуристы, катались на своих тонких нитеобразных ногах по зеленоватой глади, оставляя почти незаметную рябь. А магнолии… Вы видели, как они цветут, создавая какое-то буйство красок?