«Тщательно проанализировав сложившуюся обстановку, мы в Генеральном штабе сошлись на том, что наступление с букринского плацдарма вряд ли может рассчитывать на успех. Внезапность была утрачена. Неприятельское сопротивление возросло. Местность здесь крайне неудобная для действий танков — очень овражистая, сильно всхолмленная. На такой местности можно было хорошо скрыть войска, но маневр их был затруднен»[4].

Все это заставило Ставку принять решение о перегруппировке 3-й гвардейской танковой армии к северу от Киева. Начальник штаба армии гвардии генерал-майор танковых войск Василий Андреевич Митрофанов указал основные меры оперативной маскировки:

— На плацдарме остаются обозначенными КП армии, корпусов и бригад с радиостанциями. Все они продолжают работу в прежнем режиме, дезинформируя противника. Вместо покидающих окопы танков построить макеты из дерева и земли. На огневых позициях сделать макеты орудий. Движение танков и автомашин в новый район сосредоточения — только в ночное время с сохранением светомаскировки. Соблюдать строгую маскировку и в районе нового cocредоточения.

Как позднее выяснилось, принятые меры помогли обмануть противника, и его авиация в течение недели усердно бомбила оставленные нашей танковой армией позиции.

Полк танков-тральщиков покинул букринский плацдарм в ночь на 27 октября. На левый берег боевые машины возвратились по деревянному низководному мосту грузоподъемностью 30 тонн, построенному армейскими саперами с помощью местного населения.

ЗА НАШ КИЕВ

До чего же все-таки удивительна человеческая память! Порою начисто забываешь то, что происходило совсем недавно, скажем, несколько дней назад. Но четко помнишь иные события или отдельные их подробности сорокалетней, пятидесятилетней давности. Пятый десяток идет с той поры, но и сейчас перед моими глазами — ночной марш наших танков и грузовиков с тралами по Левобережью, вдоль линии фронта.

Мы, офицеры штаба, рассредоточены по колонне с задачей обеспечить соблюдение абсолютной светомаскировки, не допустить ни на одной машине ни малейшей вспышки света фар. Тусклый красный свет задних фонарей, прикрытых сверху козырьками, вполне различим для экипажа идущей следом машины, и этого достаточно, чтобы исключить наезд.

Все радиостанции выключены, в эфире — полное безмолвие. Команды и приказы — только личным общением или через связных. Танки идут в темноте как бы крадучись.

Где-то перед рассветом сосредоточиваемся в дубечнянском лесу, в трех километрах от понтонного моста через Днепр. По этому мосту нам и предстоит проскочить на лютежский плацдарм. Но мост перегружен, к нему тянется длинный хвост танков, самоходок, автомашин с прицепленными орудиями и минометами, с боеприпасами и горючим.

— Не раньше, как через два часа, — сообщает Мугалев, который только что вместе с начальником штаба майором Малевичем побывал на переправе, чтобы выяснить обстановку.

Значит, нам выпадает светлое время. И если сейчас над мостом пока что не висят «юнкерсы», то позднее они непременно пожалуют.

— Танки и тралы будем переправлять небольшими группами, повзводно, по три единицы, — объявляет Лукин свое решение. И поясняет: — Чем меньше боевой техники одновременно ступит на мост, тем меньше потерь в случае налета.

Тут же каждый офицер штаба назначается ответственным за прибытие на плацдарм своей группы. Мне достались три машины с тралами взвода Петушкова.

Время еще есть, и я использую его, чтобы написать письмо жене. Сообщаю ей, что нахожусь под стенами ее родного города. Потом она рассказывала, что эту весточку от меня получила одновременно с сообщением, переданным по радио об освобождении Киева, которое она выслушала со слезами радости на глазах. Все это она восприняла, как огромное, ни с чем несравнимое счастье.

Как и ожидалось, едва рассвело, появились фашистские пикировщики. К этому времени танки Петушкова уже успели перебраться на правый берег. Очередь была за тралами. Торопливо бухали наши зенитки, но это не мешало «юнкерсам» сбрасывать свой боевой груз. Бомбы рвались в воде вокруг переправы и рядом с ней на обоих берегах.

«Врешь, не возьмешь! — произношу про себя ставшую популярной среди танкистов фразу Чапаева. — Все равно выберем момент».

— Заводи!

Моя команда мгновенно выполняется водителями, но в их глазах читаю какое-то замешательство. Наверное, подумали: неужели сейчас, в разгар бомбардировки, двинем на мост? Нет, у меня иной замысел — подойти поближе, к самой опушке леса, примыкающей к переправе. А потом в удобный момент — рвануть.

Даю команду флажком:

— За мной!

Делаем остановку на опушке.

— Не глушить!

Пусть работают двигатели — надо быть в готовности. Вижу: последний «юнкерс» делает заключительный заход и разворачивается на запад. Снова рядом с переправой вздымаются фонтаны, но мост остается неповрежденным.

— Вперед!

Моторы набирают полную мощность, и машины устремляются к понтонной ленте. У меня расчет на паузу между налетами. Настил надежный, все секции целы, в небе пока чисто, а встречные машины на том берегу задержаны регулировщиками у въезда. Молодцы, регулировщики! Зеленый свет всегда тем, кто идет на правую сторону…

Переправляемся благополучно. Расчет оправдался. Теперь осталось добраться по глубокой песчаной колее до ближайшего лесочка. Машины, хотя и вязнут в песке, надрывно ревя моторами, все же идут уверенно. Правда, отстал третий грузовик, но тут неожиданно из лесочка появляется наша «тридцатьчетверка» и заходит впереди грузовика. Механик-водитель старшина Чумилин быстро берет его на буксир и тянет своим танком параллельно с нами. На башне танка надпись мелом: «Даешь Киев!». Грузовик вряд ли мог бы застрять, но Петушков, как видно, решил, что не стоит рисковать и надо помочь. И без того то одна, то другая машина буксуют в прибрежном песке, развороченном колесами и гусеницами. «Заботятся о тралах наши танкисты, — отмечаю про себя, — похоже, по-настоящему оценили их боевые качества».

К утру 28 октября подразделения полка полностью сосредоточились на лютежском плацдарме в лесу северо-западнее Старых Петровцев.

Танкисты сразу вздохнули с облегчением: здесь, хотя и лес, но местность совсем другая — вполне доступная для танков. Все последние дни октября на лютежский плацдарм непрерывным потоком шли танки, артиллерия, машины с боеприпасами. Шли, невзирая на яростные атаки вражеской авиации, стремившейся во что бы ни стало уничтожить переправу. Иногда фашистским пикировщикам удавалось выводить из строя отдельные понтоны, но их быстро заменяли, и переправа продолжала функционировать.

В лесных массивах под Лютежем, Старыми Петровцами и Новыми Петровцами плотность советских войск возрастала с каждым часом. Плацдарм, занимавший площадь пятнадцать километров по фронту и десять — в глубину, становился тесен. Но каждый солдат и офицер чувствовал себя здесь уверенно и надежно. Все понимали, что вот-вот начнется наше большое наступление. Понимали и готовились к нему с большим подъемом, даже с каким-то лихим задором.

Вот хлопочет возле гусеницы своего танка механик-водитель Большаков. Он