«Совет ордена постановил и объявил, что это узаконение имеет силу не только первоисходного, а и неустранимого правила. – Отсюда следует, что, не говоря уже о ком бы то ни было из высших членов ордена, но и сам первенствующий генерал не вправе допускать здесь каких-либо послаблений. Посему настоящий закон должен быть исполняем в точности, как коренной и нерушимый».[32]

Направляясь, в свою очередь, к мировому господству, иезуиты систематически и прозорливо, казалось бы, воевали с евреями. Увы, встретив на своем пути бесстрашного маркиза Помбаля, орден Иисуса потерпел крушение, да еще начиная с такой маленькой страны, как Португалия приблизительно в тот самый момент, когда через «великую революцию» кагал достиг еще никогда небывалого торжества. Ничего в свою очередь решительного не добились, в борьбе с еврейством и отцы доминиканцы…

Одна из серьезных тому причин заключается в суровой междоусобице, которую ради собственного величия, но на гибель общей цели развивал каждый в свою очередь из названных выше, невидимому, столь испытанных жизнью, а в самом учреждении своем так мудро построенных орденов.

Тем не менее, отчаиваться совсем не следует. Наоборот, в виду совершенной неизбежности дальнейших мероприятий защиты от всемирного кагала, важно было бы подвергнуть разностороннему изучению доминикано-иезуито-еврейскую эпопею. Глубокая, величественная тема! Она ждет и, несомненно, встретит, не далее, как уже в наши дни, новых, более прозорливых пионеров…

XXI. Вообще же говоря, проследить ходы иудейского пронырства в религиозных усобицах Средних веков, объяснить роль иешиботов в таких явлениях, как ожидовелые ереси альбигойская и орлеанская, либо как секта явно жидовствующих, раскрыть выгоды, полученные сынами Иуды от Крестовых походов, определить их зловещую роль в мракобесии через алхимию, магию, каббалу и разные иные виды человеческого бессмыслия, равно как их мероприятия на развращение и погибель ордена тамплиеров или же для процветания морских разбоев на Средиземном море, установить махинации Талмуда в судорогах генуэзской и венецианской республики, с одной стороны, и в кровопролитиях Реформации, с другой, дать панораму тлетворного влияния кагала на судьбы Польши, начертать магистральные линии, по которым двигался «избранный народ», приготовляя свое нынешнее владычество, – таковы важные и многосложные, но поучительные и благородные задачи государственного человека, который желал бы уразуметь действительный смысл истории Средних веков.

XXII. Рассуждая, как сказано, мы знать не хотим шаббесгоев, но и не закрываем глаз перед лицемерным скептицизмом тех обманутых обманщиков, у которых, за недостатком звонких аргументов кагала, руководителем является собственное невежество. На них, horror judaicus – страх, вызываемый еврейством, как бы ни пытались они его замаскировать, разоблачается неудержимо той печатью рабства, которой они уже отнюдь не могут скрыть. На факты и аргументы логики они вынуждены отвечать деланными, бессмысленными улыбками…

Но у евреев никогда не водилось и, разумеется, не будет друзей бескорыстных либо искренних вообще. Твердо памятуя об этом и лучше нас понимая мотивы явления, да и по самому существу иронии Талмуда не желая перемены, евреи только радуются тупоумию своих «идейных» поклонников… Ни одному гою еврей не верит!

Indocti discant et ament meminisse pertiti!..

Будучи сведена к защите от финикиян, а затем, что, впрочем, строго говоря, одно и то же, от сынов Иуды, борьба паладина арийцев, древнего Рима, против семитизма, еще с большей, если возможно, яркостью носила именно такой характер в период Средних веков. Продолжая и в эту эпоху представляться угнетенной невинностью, еврейство, хотя безустанно, как и раньше, подкапывало устои арийского мира, тем не менее, вело свое дело по-прежнему втайне, ибо замыслы с его силами, очевидно, несоразмерные исключали всякий иной образ действий. Только в новые времена, захватив, по-видимому, и для себя самого неожиданно, да еще без боя, столь страшные орудия порабощения, как биржа и пресса,[33]иудейство осмелилось, наконец, со всем цинизмом, ему свойственным, раскрыть карты, объявив urbi et orbi свою наглую, уже беспросветную тиранию…

XXIII. Завершая, таким образом, обозрение изучаемой борьбы на пути Средневековья, мы для полноты картины считаем небесполезным еще раз осветить в сознании читателя все уже пройденное и бросить взгляд вперед через следующую схему авторитетов.

В Библии есть два рассказа о потопе, которые не только представляют его совершенно невероятным с естественной точки зрения, но и вполне противоречат друг другу. Позднейшие же изыскания в древней Вавилонии убеждают еще и в том, что общее содержание упомянутых рассказов заимствовано у вавилонян. Однако и на самом приеме заимствования сказывается иудейский характер. «В бушевании стихий, – говорит Ксисутр (см. вавилонское повествование о потопе), – я посмотрел на обширное море и громко закричал от скорби, так как все люди погибли!..» О сострадании же еврейского Ноя мы ничего не знаем («Библия и Вавилон» Делича. СПб., 1906 г.).

Идея – Бог есть любовь не встречается ни в одном, чисто еврейском сочинении, ни в каком периоде (см. правоверного еврея Монтефиоре – «Religion of the ancient Hebrews». London. 1893). – «Мессия должен быть великим завоевателем, который все народы мира обратит в еврейских рабов, сами же иудеи вернуться в Палестину, как триумфаторы, обремененные богатствами, отнятыми у неверных» (ученый еврей Драх). – «Можно ли говорить о дурном воспитании, которое еврей будто бы получил в процессе исторической жизни, когда еще Ветхий Завет, отчетливо и ясно, указывает на то, как сам Иаков, патриарх, обманул своего умирающего отца Исаака, провел брата Исава и едва ли честно обогатился на счете своего тестя Лавана?!.. (Otto Weininger – «Geschlecht und Character». 1895). – Как евреи проникли в Египет, а также, сколь быстро и каким путем оказались в рабстве египтяне, достаточно известно. Но мы, сверх того, в Библии же читаем (Бытие, XLV, 8), что, сделавшись владыкой в земле египетской, Иосиф стал хозяином во всем доме фараона и даже именовал себя его отцом. Небезызвестны равным образом условия, среди которых евреи удалились из названной страны, между прочим, вызвав у немцев даже столь почетное для себя наименование, как «священные воры»… Вообще же, пример Египта знаменателен особенно потому, что здесь именно мы наблюдаем полный цикл пребывания «угнетенного» племени в стране его начало и конец. Да и на что рассчитывать от народа, который, придя в числе 66 человек мужского пола, вышел, через четыреста лет, уже в количестве 600.000 – одних способных носить оружие (Бытие, XLVI, 26; Исх., XII, 37), т. е. в общем итоге – не менее 3.000.000 душ, и невзирая на столь поразительное размножение, т. е. благоденствие, еще плачется на свои, якобы невиданные бедствия, а для страны, которая ему это дала, уготовил лишь беспримерные кары и неистовые проклятия? Владея всем тогда известным миром, древние римляне не могли, к своему и нашему несчастью, выгнать евреев совсем из своего государства, как это сделал фараон Манефта в XIV столетии до Р. Х. Убеждение древних авторов (Манефона, Херемона, Геккатея, Диодора Сицилийского, Лизимаха, Тацита и Юстина) сводилось к тому, что, под видом прокаженных, были изгнаны из Египта именно евреи. «Склад же понятий самого «избранного народа» был таков, что, например, в древнем Иерусалиме тот, кто съест кусок свинины или кролика, обязательно побивался камнями, а кто не верил в бессмертие человеческого духа, тот мог быть первосвященником и даже преимущественно бывал им» (Саддукеи). «Обусловив необходимость участия в осаде Иерусалима таких полководцев, как Веспасиан и Тит и потребовав неимоверных усилий со стороны лучших легионов римской армии, укрепления этого города были выстроены со столь несокрушимой силой как бы в предвидение последствий той ненависти, которую сами же евреи, среди окружающих народов, созидали веками» (Тацит).