Неумело пыхнув сигаретой, Кнышев предложил:

— Пойдемте, Станислав Петрович. Только если можно, быстрее. В темпе, которым здесь Лариса шла.

Упоминание покойной подействовало на сыщика, как обезболивающий препарат. Подпрыгивая на здоровой ноге, Гущин устремился за резво удалявшимся историком.

Тропинка начала забирать вверх, обходя топкий участок, Кнышев ответственно дымил. Когда от сигареты осталась половина, остановился и дождался Стаса.

— Вот поглядите, — краевед указал пальцем на валявшийся в траве окурок тонкой сигаретки. — Это — чинарик номер один. Он совсем старый, здесь Лариса, видимо, когда-то шла медленнее по тропинке. Но мы с вами идем дальше, Станислав Петрович.

Пройдя еще метров двадцать детектив-любитель остановился и уже присел на корточки, разгребая руками высокую траву.

— А это — два и три… — Отойдя гусиным шагом еще на пару метров, продолжил счет: — Четыре. — Кнышев осторожно поднял крохотный окурок, предъявил следователь свою почти приконченную сигарету и, встав, бросил ее на землю, притоптав сандалией. — Мне нужно что-то объяснять, Станислав Петрович?

— Вы хотите сказать, что это окурки Ларисы? — хмуро поинтересовался Стас.

Для сыщика-любителя наступил звездный час. Разведя руки и вздернув плечи, Яков Валентинович воскликнул:

— А чьи ж еще! Я вас умоляю, посмотрите: все фильтры — в помаде. Помада одна и так же — морковная с перламутром. А это, можете мне поверить, помада Лары…

— Подождите, — перебил майор. — Вы, получается, знали, что Лариса ходит вдоль берега и…

Теперь уже историк взмахом руки остановил следователя:

— Напомню и вернусь к началу нашего разговора — у Ларисы строгие родители. Евгения Сергеевна тоже, надо сказать, девушек курящих не приветствует. То есть, подымить Лариса могла только по дороге с работы домой. Так?

— Ну, — согласился сыщик.

— Но дорога через поле — просматривается. Да еще и протяженность ее вдвое больше, идти по берегу короче. Лариса, — Кнышев приблизил к сыщику разгоряченное лицо с распахнутыми глазами, — летом ходила — здесь. Хотя родителям — врала. А этот факт возвращает нас к разговору о Дарье. Встретившись с полицейским и не зная, что подруги больше нет, Дарья тоже врать пустилась. Ларису выгораживала, боялась перед строгим отцом ее подставить.

— А почему потом не призналась?

— Наверное потому, что в обморок упала. Вы знаете, Станислав Петрович, что разговор с Дарьей закончился обмороком?

— Нет. — С материалами следствия Гущин ознакомился в темпе, на нюансы и разговор обо всем времени не было. С Мартыновым он в основном о личности преступника беседовал, а не о подружке очередной «русалке».

— И потом, — продолжил краевед, — Дарья сама не без греха — покуривает. А ремень и у ее отца имеется.

Станислав досадливо поморщился:

— Глупость какая-то. Даша взрослая девушка и должна понимать, что идет следствие. Ее показания крайне важны, а она увела расследование на ложный путь…

— Так а я о чем! — воскликнул Кнышев. — Дарья — врушка. Из тех, что насочиняют с испуга, а потом ни за что не сознаются и принимаются изворачиваться, новые сказки сочинять! Я, Станислав Петрович, педагог с тридцатилетним стажем, я таких девчонок насквозь вижу!

Задумчиво глядя вперед на вновь спускающуюся к берегу тропинку, Гущин серьезно произнес:

— Спасибо, Яков Валентинович. С Дарьей обязательно еще раз побеседуют.

— Только я вас сразу предупрежу: разговаривать с девочкой нужно без ее родителей.

— Да, да, конечно, — не отрывая взгляда от тропинки, кивнул сыщик. — Спасибо.

— Всегда пожалуйста, — с притворной скромность поклонился историк и решил себя еще немного похвалить: — Не зря я, значит, вчера здесь следственные эксперименты проводил? Я ж понимал, что без доказательств, — Кнышев зашвырнул окурок с помадой на фильтре обратно в траву, — серьезного отношения не будет. Я, Станислав Петрович, дважды закуривал, шел с разной скоростью и искал доказательства — чинарики с морковной помадой.

— Вы большой молодец, Яков Валентинович. — Сыщик перевел внимательный взгляд на добровольного помощника. — А скажите, в Игнатово многие знают, что Лариса ходит берегом, а не по дороге?

Кнышев посерьезнел и разочарованно помотал головой:

— Увы, ничего не могу сказать. Я сам Ларису случайно встретил, когда по просьбе нашего ботаника собирал на лугу цветы для гербария. Лара меня, кстати, не заметила. Шла, покуривая, на работу. И хочу еще отметить — шла с мечтательной улыбкой и, кажется, ничего вокруг не замечала. У меня есть подозрения, на работу к Львовым Лариса вообще ходила, как на праздник — всегда приодетая, подкрашенная. Ну вы же понимаете, у Львовых — общество, бывают приличные молодые люди.

Стас кивнул. Он знал, что на работу в депутатскую семью Ларису приняли по протекции ее дяди председателя сельсовета. Девушка училась в московском колледже на повара, авторитарный отец не захотел, чтоб дочка бестолку шаталась на каникулах, и пристроил ее к Львовым, у которых прежняя помощница по хозяйству легла на операцию в больницу. Лариса работала у Львовых с середины июня.

— Тогда же, — продолжал историк, — я увидел, как Лариса у лодочного сарая свернула на тропинку вдоль забора и появилась уже у главных ворот Львовых. То есть, — сделал интонационный акцент Кнышев, — могу предположить, что у отца Ларисы и Евгении Сергеевны существовал договор: хозяйка должна присматривать, чтоб девушка не шлялась по пустынному берегу, а возвращалась домой по асфальтированной дороге. Спросите об этом Евгению Сергеевну.

— Спрошу, — пообещал майор и мысленно укорил Мартынова: «Да как же ты, дружище, такого дядьку-то проглядел! Свидетель — первый сорт. Не только видит, но и выводы умеет делать». — Давайте-ка, Яков Валентинович, пройдем весь путь Ларисы до Заборья, — предложил следователь и первыми принялся спускаться по невысокому откосу к берегу.

Впереди по курсу, перпендикулярно тропке, начиналась стена из деревьев и кустов, разросшихся по оврагу, где протекал приток, над которым выстроили мост, заставивший асфальтированную дорогу делать крюк. Если взять за образец тупоугольный треугольник, то прибрежная полоса получалась его основанием, приток приобретала значение биссектрисы идущей от верхней точки (моста) к противоположней стороне (реке). Гущина заинтересовал момент: а как здесь перебираются через ручей? Есть ли там хотя б настил из досок?

Но оказалось, надобности в досках — не было. Русло иссохшей речушки напоминало о себе лишь плавным полукруглым углублением. Вода вытащила к берегу достаточно камушков, высохшее русло щедро устилала галька, поверх нее цепью проложили плоские булыжники, служившие мостком для путников, срезавших дорогу до соседнего Заборья.

Проезжая по мосту к Игнатово, Стас ни за что не предположил бы, что тот стоит над высохшим ручьем! Русло скрывали густые заросли деревьев и кустов, дна видно не было.