А может, сменить обстановку, выйти, например, в яблоневый сад, благо что он разросся, а укромное местечко для вдохновения отыскать несложно?

За фасадом усадьбы был разбит яблоневый сад, с расколоченным фонтаном в самом центре. От нескольких фигур, окружавших пруд, остались лишь мраморные осколки, уцелела только одна скульптура — нимфа, и то со следами от пуль. Бандеровцы использовали ее в качестве мишени, тренируясь в стрельбе из пистолета. Судя по щербинам на ее красивом античном лице, можно было сделать вывод, что в стрельбе они преуспели. Сквозь заросли ажурной аркой с ангелочками в венце проглядывала беседка. Издали смотрелась весьма дивно. Только при ближайшем рассмотрении можно было понять, что это всего-то величавые осколки пышного барокко. Но скамейки остались. И на них можно спокойно и вдумчиво написать отчет.

Устроившись на прохладе гранита, Тимофей аккуратно вывел первое слово «Донесение». Подумав немного, созрел на фразу:

«5 августа 1944 года в 13.30 на советскую сторону близ деревни Ковила перебежал бывший рядовой Красной армии Валерий Николаевич Федоров…»

Стараясь не сбить пришедший настрой, он подробно пересказал показания вражеского агента. Информация была серьезная, Федоров рассказал о разведшколе, в которой проходил обучение, о курсантах, с которыми был хорошо знаком. Назвал их имена, псевдонимы. Каждому дал психологическую характеристику, указал на слабые места, особо выделил сильные черты характера.

Неожиданно за спиной Тимофей услышал виноватый голос:

— Товарищ капитан, разрешите доложить.

Повернувшись, он увидел дежурного по роте старшего сержанта Ковалева. Тот стоял смирно, смотрел серьезно, даже не подозревая о том, что какую-то минуту назад спугнул такую легкую и невесомую материю, как вдохновение. Теперь его не вернуть! Во всяком случае, не сегодня. В следующий раз придется забираться в яблоневые гущи, чтобы не достали.

— Как ты меня нашел? — невесело поинтересовался Романцев.

— Интуиция подсказала, товарищ капитан. Она у меня как у разведчика, — радостно сообщил старший сержант.

Тимофей внимательно посмотрел на Ковалева: «Что за чудак? Это он так шутит или все-таки серьезно?»

— А может, все-таки кто-то конкретный подсказал?

— Может, и подсказал… Но ведь надо и человека найти, у кого можно получить нужную информацию. Правильный вопрос ему задать…

— Ладно, докладывай!

— Только что позвонил подполковник Кондратьев из отдела контрразведки армии. Сказал, чтобы вы с автоматчиками выдвигались в деревню Стругачи. Местные видели там подозрительных людей в обмундировании бойцов Красной армии.

Неужели те самые диверсанты, о которых обмолвился Федоров?

Сложив исписанные бумаги в планшет, Романцев распорядился:

— Скажи старшине Щербаку, что мы немедленно выезжаем, и пусть захватит с собой пятерых опытных бойцов. И следопыта какого-нибудь толкового. Сбор у штаба дивизии.

— Товарищ капитан, можно мне с вами в следующий раз? — взмолился старший сержант.

— Ты вот что… Давай развивай пока свою интуицию, может, еще и пригодишься.

Минут тридцать тряслись по проселочным дорогам, прежде чем достигли цели — небольшой деревушки, затерявшейся в лесу. Местность была отмечена следами недавних сражений. В доказательство тому в траве валялась проржавевшая гусеница от танка, а на пригорке, врывшись в прикопанный окопчик, лежала перевернутая станина от станкового пулемета со щербинами от пуль. Где-то вдали, позабыв про войну, в глубине чащи голосисто пели соловушки. Хаты старые, с прохудившимися соломенными крышами, безо всяких порожков. Бревенчатые стены крепко вросли в мохнатую землю.

На первый взгляд деревня была нежилая, но народ в ней жил — захлопали дверьми, едва услышали гул приближающегося грузовика. Когда полуторка проезжала сквозь деревню по неширокой улочке, в волоковых окнах без косяков и рам их встречали одинаковые взгляды — пытливые, с откровенной опаской.

— И куда нам теперь? — спросил Тимофей у водителя. — Ты, кажется, местность знаешь, всю округу вдоль и поперек успел объездить.

— Все так, товарищ капитан, объездил! — охотно откликнулся красноармеец. — Нам к той хатке, что рядом с колодцем.

Поддали немного газку, проехав глубокую промоину на самой середине дороге, и остановились у колодезного потемневшего от времени журавля, бодро задравшего серый клюв к самому небу. Бойцы проворно повыпрыгивали из кузова на землю.

Подле дома стояли трое бородатых стариков с бесцветными тусклыми глазами, одетых в поношенные шаровары, и две женщины в длинных цветастых платьях.

Поздоровавшись, капитан Романцев услышал в ответ тихое:

— Добри день[11].

— И кто тут свидетель? — бодро поинтересовался Тимофей, разглядывая немногих жителей.

— Я бачила[12], — вышла вперед женщина в длинном бесформенном цветастом платье и в широком платке, закрывавшем весь лоб и скулы. Только когда она посмотрела на капитана, стало понятно, что эта совсем молодая женщина, лет двадцати двух.

Провоевав три года, Романцев успел убедиться, что во время оккупации молодые женщины, особенно те, что были попривлекательнее, старались выглядеть постарше и подурнее: надевали длинные старушечьи платья, повязывали широкие платки. Перебор здесь уместен, нередко можно было повстречать симпатичную дивчину с лицом, перемазанным сажей.

Он сдержанно улыбнулся: похоже, что такие хитрости применялись и по отношению к бойцам Красной армии. Не очень-то местное население им доверяло.

Глаза у девчушки были ясные и чистые, будто утренняя роса. Экая лесная фея уродилась!

— Как тебя звать?

— Зося.

— Вот что, Зосенька, давай отойдем с тобой немного в сторону. — Отступили за колодец, спрятавшись под густую тень старой развесистой липы. — Давай рассказывай, что ты видела.

— Бачила четырьох вийсковых, — уверенно заговорила девушка. — Вони через лес шли. На них форма червоноармейцев была[13].

— Чем же они тебе не понравились? — доброжелательно спросил Тимофей. Чем-то девушка напомнила ему Зою. Взгляд такой же ясный и открытый. Соскучился по жене, как тут ни крути!

— Лица у них были якись злые. Вони озиралися весь час, як боялися, що за ними следять. Особливо мени последний не сподобався. Все по сторонам дивився и курив[14].