— Я не сделаю этого, даже не проси! — резко проговорила Вера.

В этот момент я услышала скрип стула. Видимо, Сомова поднялась, намереваясь выйти из кафе и прекратить на этом спор. Но ее собеседник не позволил ей уйти. И стул снова скрипнул, когда женщина села.

— …банковские счета… твое имя… — Голос Заревича звучал успокаивающе, но замдиректора, к сожалению, имел обыкновение проглатывать окончания фраз.

Ничего, это не страшно. Если у меня есть мозги, то я обязательно догадаюсь о том, что он говорил Вере. Итак, речь идет о каких-то банковских счетах, которые связаны с ее именем. А может быть, в этой фразе пропущен глагол «перевести»? Тогда получается, что Заревич настаивал на том, чтобы Вера перевела на свое имя какие-то банковские счета. Вопрос заключался в том, о чьих деньгах шла речь? Если «плясать» от того, что Верин муж, то есть мой клиент, недавно унаследовал кругленькую сумму денег, то Заревич, выходит, настаивал на том, чтобы Вера уговорила Иннокентия перевести деньги на нее. Но для чего это Виктору Петровичу?

Я усиленно шевелила мозгами, пытаясь сообразить, что же Заревич требует от Веры, но пока не могла придумать ничего… кроме мести. Вот именно — мести! Да, Гольстер мстит Сомову за убийство своей дочери. Каким образом? Воспользуюсь словами своего великого предшественника: «Все элементарно, Ватсон». Гольстер просто грабит Сомова, используя для этой цели его собственную жену — Веру. Ее шантажируют, требуют, чтобы она завладела банковскими счетами мужа, а потом денежки плавно перетекут в карман Гольстера. Дочь, конечно, уже не вернешь, но материальная компенсация никому не помешает.

Конечно, трудно представить, что, пережив такую невосполнимую потерю, Гольстер, еще не оправившись от горя, уже строит козни против своего врага. Месть в его случае, конечно, дело почти святое, но она казалась бы более… нормальной, что ли, если бы Гольстер приступил к ней немного позже.

Но это все — только мои домыслы. Обычно я редко ошибаюсь, выстраивая логические цепочки рассуждений, но промахов я все-таки не исключаю. Ошибки возможны всегда, особенно в столь запутанном деле. Поэтому сейчас моя задача — проверить все возникшие в моей голове версии. Но прежде всего нужно забрать машину из ремонта, не потратив при этом ни копеечки, отбрыкаться от чересчур разговорчивого Сергея и уж затем продолжить поиски.

— Сергей, — тихо сказала я, изобразив на своем лице очаровательную, как мне кажется, улыбочку, — мне кажется, нам пора. Я, знаете ли, тоже очень занята, так что…

— Конечно-конечно, я понимаю… Но, может быть, мы встретимся?

И снова посыпались комплименты, которые грозили перерасти чуть ли не в любовное признание. Обычно я всегда знаю, когда нужно остановить не в меру пылких воздыхателей, но сегодня на меня что-то нашло, я, что называется, расслабилась. И с милой улыбкой откликнулась:

— Конечно, мы встретимся, обязательно… Позвоните мне…

— Правда? — От неожиданности парень даже привстал со стула. Только тут я как бы очнулась и сообразила, что скорее всего — во всяком случае, если судить по некоторым деталям его поведения — Сергей привык клянчить телефончик у понравившейся ему особы. Что ж, с его внешностью это вполне нормально. Я пожалела, что назвала номер своего сотового, который обычно редко кому даю, и то — исключительно по делу. Ну да что ж теперь поделаешь. С другой стороны — ну и что такого? Пусть звонит, встречаться с ним никто меня не заставляет.

Быстренько прокрутив в голове эти соображения, я попыталась переиграть ситуацию, в надежде, что мой новый знакомый попросту запамятует длинный ряд цифр моего номера, который я сдуру ему назвала. Поэтому, скроив на лице благосклонно-неприступную мину, я гордо произнесла:

— Скажите ваш номер, и я позвоню завтра же, тем более что вы мне очень понравились…

От таких слов Сергей вообще растекся по столу слезной лужей. В себя он, по-моему, пришел только тогда, когда я уже приближалась к двери.

Я выполнила свой мини-план: незаметно для спорящей парочки покинула кафе, забрала машину с новенькими фарой и бампером и лихо распрощалась с Сергеем, в душе желая никогда больше не встречать его на своем пути. И все же я не могла не признать — он принес огромную пользу для моего расследования. Если бы не глупая авария, я бы никогда не оказалась в этом кафе за соседним столиком с Верой и Заревичем и не узнала бы, что их связывают не совсем чистые дела. Хорошо бы было спросить у Сомова, что он думает по этому поводу, но сейчас мне не хотелось тревожить Кирю и просить об организации новой встречи с подследственным, то бишь с клиентом.

Выезжая из глухого переулка на более оживленную дорогу, я думала не о том, как бы снова не столкнуться с каким-нибудь очередным Сергеем, а о том, что сегодня должны были уже похоронить Инну. Эксперты скорее всего выдали окончательное заключение, орудие убийства наверняка найдено, поэтому самое время встретиться с Мельниковым, еще с одним моим старинным другом-ментом, всегда готовым ради меня взвалить груз ответственности на свои мужественные плечи.

Звонить Андрею я не стала, подумав, что лучше встретиться лично и поговорить по душам сначала о том о сем, ну а потом, конечно же, о деле.

Когда я подъехала к зданию местной прокуратуры, на улице уже начинало темнеть, но я была уверена, что Андрей еще на работе. Он всегда был трудоголиком и выкладывался на все сто, лишь бы только раскрыть очередное дело.

— Андрюша, это Татьяна, встреть меня у входа, — попросила я Мельникова, позвонив по сотовому из машины.

— Конечно, Таня, заходи, я уже спускаюсь.

Мельников выглядел уставшим. Это было сразу заметно, тем более мне, ведь я не видела его около месяца. Но, несмотря на это, Андрей тут же согласился мне помочь.

Мы уселись в его небольшом, хорошо освещенном кабинете, и я попросила разрешения закурить.

— Кури, конечно. Я же вижу, что ты нервничаешь.

— Да, это так, — не стала скрывать я. — У меня сейчас очень серьезное дело. От меня зависит, будет ли невиновный человек гнить в тюрьме годков так двадцать или его полностью оправдают.

— О ком это ты? — заинтересовался Андрей.

Я знала, что его такие дела тоже волнуют. Ему нравилось бороться за Справедливость, которую он считал главной в нашем общем деле. Я часто над ним подтрунивала из-за этого, но, в общем-то, сама стремилась делать все, чтобы она торжествовала. Единственная между нами разница заключалась в том, что я обожаю действовать в одиночку, получать за свои труды неплохие деньги и ни с кем не делить лавры победителя, а Мельников работает на благо родной милиции, поднимаясь по служебной лестнице и жертвуя ради этого своей личной жизнью.

— О Сомове.

— Ах, об этом. Громкое дельце, ничего не скажешь. И кто же его тебе заказал? Неужели отец убитой девочки?

— Да нет, не он. Сам Сомов.

— Что? Ты с ума сошла? Он же убийца! К гадалке ходить не нужно.