самом деле он выступил бы за исключение самого слова «брак» из Гражданского кодекса, поскольку оно, с его точки зрения, представляется понятием, относящимся к сфере религии[1432]. Несмотря на поздний час вещания, эта замечательная передача впервые окажет реальное воздействие на продажи книг Деррида.

6 июля он отправляется в Лондонский университет королевы Марии на еще одну церемонию вручения степени доктора honoris causa. Это первая такая степень, полученная им в Великобритании после кембриджской, и она же станет последней. Деррида отправляется в путь не только для того, чтобы добавить еще одну награду к уже довольно длинному списку, но чтобы доставить удовольствие Мариан Хобсон, давнему другу и автору работы о нем, а также чтобы не разочаровать ректора и проректора университета, которые давно уже готовят эту церемонию. Также это повод встретиться с верными друзьями – Пегги Камюф, Николасом Ройлем и Джеффом Беннингтоном. Но в этот день очень жарко, и Деррида сильно устал, что он списывает на недавние слишком перегруженные недели. «Сначала он показался мне очень постаревшим, – рассказывает Александер Гарсиа Дютман, – но на семинаре и на последовавшей дискуссии к нему, как всегда, вернулась форма. Он показался даже очень веселым. А потом во время ужина усталость снова накрыла его, и он попросил, чтобы его отвезли в его любимый отель „Рассел“»[1433].

Тем не менее Деррида тут же отправляется на Авиньонский фестиваль, g июля вместе с Джанни Ваттимо и Хайнцем Висманном он принимает участие в дискуссии под названием «„Старая Европа“ и наша», прочтя в качестве преамбулы краткий текст под названием «Двойная память». На этих трех страницах собрано много особенно важных для него тем:

Старая Европа,

я никогда не был с тобой на ты. Долгие годы я потратил, чтобы высказать то, что некоторые толковали как недобрые слова… Сегодня положение изменилось. Я вижу в тебе то, что я бы назвал, вдохновляясь названием, которое было дано одной старой пражской синагоге, «старой новой Европой», Staronova synagoga, Европу, которая сохраняет память, плохую и хорошую, светлую и темную…

Моя надежда на то, что, опираясь на две свои памяти и особенно на осознание и раскаяние, которое последовало за тем, что я называю твоей «ночной памятью», ты, моя новая «старая Европа», пойдешь по пути, которую ты сегодня одна способна проторить, между американским гегемонизмом, который не соблюдает даже того международного права, на поддержку которого он претендует, фундаменталистской теократией и Китаем, который уже становится, даже если ограничиваться только проблемой нефти, определяющим фактором силовых линий современной геополитики[1434].

Через несколько дней Жак и Маргерит Деррида отправляются в Мейну на берег озера Маджоре, в Академию рисунка, основанную Валерио Адами. Для них это время отдыха – в крае, который Деррида всегда любил, вместе с самыми дорогими ему друзьями; здесь он отметит свой 74-й день рождения. Но это еще и дни встреч, тема которых была выбрана Эдуаром Глиссаном: «Как не дрожать». И Деррида в словах, доступных как никогда, соединяет воспоминание об одной детской дрожи, которую он испытал зимой 1942 года при бомбардировке столицы Алжира, с дрожанием руки, от которого он с какого-то момента стал страдать и которое не позволяет ему теперь писать и даже подписываться. Таков отправной пункт для размышления о промахе, недостатке, оплошности:

Не нужно делать вид, будто знаешь, что такое дрожь, что значит по-настоящему дрожать, поскольку дрожь всегда будет оставаться гетерогенной знанию… Мысль о дрожи – это особый опыт незнания… Опыт дрожи – это всегда опыт абсолютной пассивности, абсолютно обнаженной, абсолютно уязвимой, пассивной как перед необратимым прошлым, так и перед непредвидимым будущим.

В дрожании, конечно, может проявляться страх, тревога, предчувствие смерти, когда заранее дрожат от того, что вскоре произойдет. Но оно может быть легким, на самой поверхности кожи, когда дрожание предвещает наслаждение или удовольствие… Говорят, что вода дрожит перед тем, как закипеть, и это мы называем соблазнением[1435].

Заключение представляет собой последнее приветствие друзьям – Камилле и Валерио Адами: «Художник – тот, кто становится художником лишь тогда, когда его рука дрожит, то есть когда в глубине души он не знает, что с ним произойдет, когда то, что произойдет, диктуется ему другим»[1436]. Но не осуществил ли в итоге сам Деррида ницшевскую мечту о философе-художнике?

Вскоре после возвращения Жака и Маргерит из Италии к ним на ужин в Рис-Оранжис приехали старые друзья Дэвид Кэролл и Сюзан Джирхарт. Когда они пришли, Деррида еще был в своем кабинете, где печатал подробные отзывы на работы студентов из Ирвайна, которые, несмотря на его болезнь, продолжали к нему поступать спустя более года после его последнего семинара. Дэвид Кэролл сказал об этом: «Я не знаю ни одного другого человека, который тратил бы время и силы на исправление и комментирование студенческих работ в таких условиях. Он же делал это без колебаний, хотя немного и ворчал, поскольку это был его долг, это было частью его обязанностей»[1437].

Вечером все стараются обойти стороной один щекотливый вопрос – дело Драгана Куюнжича, которое вот уже несколько месяцев является существенной помехой в отношениях Деррида с университетом Ирвайна. Все началось весной 2003 года вскоре после его последней поездки туда. Чуть ранее в Ирвайне был принят новый регламент, формально запрещающий интимную связь между преподавателями и студентами и даже между работниками университета. Одна студентка, у которой Драган Куюнжич был некоторое время научным руководителем, вступила с ним в связь, а потом подала жалобу о sexual harassment. Расследование, начатое штатом Калифорния, пришло к выводу, что для возбуждения судебного преследования нет никаких причин, однако университет все равно решил разорвать контракт с Драганом. Хиллис Миллер рассказывает: «У меня было несколько телефонных разговоров с Жаком по этому делу, которое его очень сильно беспокоило. В прошлом многие преподаватели, начиная с Поля де Мана, женились на бывших студентках, в результате получались счастливые семьи. Правила поменялись, причем эти перемены казались нам чрезмерными. Драган, возможно, дал этой девушке больше обещаний, чем следовало, но американцы слишком уж склонны смешивать мораль и закон. Деррида в этой истории защищал не только своего друга, которого считал жертвой несправедливости, но и работника, с которым плохо обошелся его работодатель»[1438].

Так или иначе, 25 июля 2004 года Деррида отправляет длинное письмо ректору университета Ирвайна Ральфу Дж. Сисероне, чтобы известить его о своем удивлении, тревоге и возмущении.

Для начала я специально отмечу, что полностью