– Думаю, я знаю этого мародера, – мрачно сказал Хэл. – И брошу свой корабль против него при первой же возможности, если его наихристианнейшее величество дарует мне свидетельство о службе в его флоте как капера.

– По настоянию Фасилидеса я уже приказал придворному писарю составить такое свидетельство. Нам нужно лишь договориться об условиях, и я подпишу его от имени императора. – Назет поднялся со скамьи. – Но пойдемте, позвольте объяснить вам в подробностях позиции наших сил и сил эль-Гранга.

Генерал направился в дальний конец зала, старшие офицеры последовали за ним. Они встали у круглого стола, на котором, как увидел Хэл, был построен глиняный макет Красного моря и окружающих его земель. Все выглядело очень подробным и окрашено в естественные цвета. Был показан каждый город и каждый порт; крошечные деревянные корабли плыли по синим водам, а полки кавалерии и пехоты были представлены ярко раскрашенными фигурками из слоновой кости.

Пока все рассматривали макет, император подтащил поближе скамью и залез на нее, чтобы дотянуться до макета. С восторженным писком он принялся изображать голосом ржание лошадей и выстрелы пушек и передвигать фигурки на доске.

Назет потянулся, чтобы остановить его, и Хэл уставился на руку генерала. Она была тонкой, изящной, гладкой, с длинными гибкими пальцами и жемчужно-розовыми ногтями.

Внезапно Хэла осенило, и он, не успев поймать себя за язык, брякнул:

– Святая Мария! Да вы женщина!

Назет бросила на него взгляд, и ее янтарные щеки потемнели от раздражения.

– Я советую вам не пытаться отнестись ко мне с пренебрежением из-за моего пола, капитан. Вы, как англичанин, должны помнить тот военный урок, который преподнесла вам женщина под Орлеаном.

С губ Хэла чуть было не сорвалось возражение: «Да, но это было более двухсот лет назад – и потом, мы ее сожгли за причиненные беспорядки!» Но он сумел вовремя остановиться и попытался придать своему голосу умиротворяющий тон:

– Я вовсе не хотел нанести оскорбление, генерал. Это лишь увеличивает восхищение, которое я уже испытал, зная о вашем таланте командующего.

Однако Назет оказалось не так-то легко умаслить. Ее манеры стали резкими и деловыми, когда она принялась объяснять тактические и стратегические позиции двух армий, показывая Хэлу, где он может с наибольшей пользой применить силы «Золотой ветви». Она больше не смотрела на Хэла прямо, линия ее пухлых губ стала жесткой.

– Рассчитываю, что вы будете находиться под моим непосредственным командованием, поэтому приказала адмиралу Сенеку записать простой набор сигналов: ракет и фонарей для ночи и флагов и дыма для дневного времени. С их помощью я буду передавать вам свои приказы с берега. У вас есть какие-то возражения?

– Нет, генерал.

– Что до вашей доли добычи, то две трети будут принадлежать казне императора, а остальное – вам и вашей команде.

– Обычно кораблю достается половина добычи, – проворчал Хэл.

– Капитан, – холодно произнесла Назет, – в этих морях обычаи устанавливает его наихристианнейшее величество.

– Тогда я вынужден согласиться, – иронически улыбнулся Хэл.

Но Назет и не подумала поощрять его к легкомыслию.

– Любые военные припасы или провизия, которые вы сможете захватить, будут переданы в казначейство, а вражеские суда, захваченные вами, – военному флоту.

Она отвернулась от Хэла, когда в зал вошел писарь и поклонился, прежде чем подать ей документ, написанный на жестком желтоватом пергаменте. Быстро пробежав по нему глазами, Назет взяла перо, протянутое ей писарем, заполнила пропуски на листе и подписалась внизу: «Юдифь Назет», добавив после своего имени крест.

Присыпая влажные чернила песком, она сказала:

– Написано на языке джииз, но к следующей нашей встрече у меня будет для вас перевод на английский. А пока что заверяю вас, что в этом свидетельстве изложены именно те условия, о которых мы говорили.

Она свернула пергамент и, перевязав его лентой, протянула Хэлу.

– Мне вполне достаточно ваших заверений. – Хэл сунул свиток в рукав.

– Уверена, вы горите желанием вернуться на корабль, капитан. Не стану более вас задерживать.

С этими словами она как будто забыла о существовании Хэла и полностью сосредоточила внимание на своих командирах и глиняном макете боевых действий.

– Вы говорили о серии сигналов, генерал.

Несмотря на ее резкие манеры, Хэл вдруг понял, что ему совсем не хочется уходить. Его тянуло к этой девушке, как стрелку компаса тянет на север.

Не взглянув на него, она ответила:

– Адмирал Сенек пришлет вам на корабль книгу сигналов, прежде чем вы выйдете в море. Епископ Фасилидес проводит вас туда, где вас ждут лошади. Прощайте, капитан.

Шагая вместе с епископом по длинному каменному коридору, Хэл тихо сказал спутнику:

– Табернакль Марии здесь, в монастыре. Я прав?

Фасилидес застыл на месте и уставился на Хэла:

– Откуда вы знаете? Кто вам сказал?

– Поскольку я искренне верующий христианин, мне бы очень хотелось взглянуть на столь священный предмет, – сказал Хэл. – Можете ли вы даровать мне исполнение такого желания?

Фасилидес нервно подергал себя за бороду.

– Может быть. Посмотрим. Идемте…

Он повел Хэла туда, где по-прежнему стоял Эболи, поджидая их. Они двинулись дальше, через другой лабиринт лестниц и переходов. Наконец епископ остановился перед дверью, охраняемой четырьмя священниками в рясах и тюрбанах.

– А этот ваш человек – христианин? – спросил Фасилидес, посмотрев на Эболи.

Хэл отрицательно качнул головой.

– Тогда он должен остаться здесь.

Епископ взял Хэла за руку и провел в дверь. Он тихо переговорил на джиизе с одним из священников, и тот достал из-под сутаны огромный черный ключ и отпер замок. Фасилидес впустил Хэла в подземную часовню.

В центре на мощеном полу в окружении целого леса свечей в высоких бронзовых канделябрах стоял табернакль.

Хэла охватило всепоглощающее чувство священного трепета и благоговения. Он знал, что это один из наиглавнейших моментов в его жизни, возможно даже, то единственное, ради чего он родился и дышит.

Скиния представляла собой маленький ящик, стоявший на четырех ножках, вырезанных в форме львиных лап. У табернакля имелись четыре ручки, предназначенные для переноски. Святыню покрывал кусок гобеленовой ткани, сплошь серебряной и золотой, несущей отпечаток глубокой древности. На каждом краю крышки красовалась миниатюрная золотая фигурка коленопреклоненного ангела со склоненной головой и молитвенно сложенными руками. Вещь поражала исключительной красотой.

Хэл упал на колени точно в такой же позе, как ангелы на крышке.