В тот момент я чувствовал себя так, будто избавился от навязчивого ночного кошмара, и в моем первом приступе счастья почти не обратил внимания на слова мистера Маккардла, протестантского капеллана из Леттертурка, который предложил мне духовную помощь.

– Я подумал, что в такой ситуации тебе может понадобиться маленькое религиозное наставление, – сказал он с жутким белфастским акцентом. – Смерть отца – всегда тяжелое переживание для молодого человека, а поскольку твоя мать – увы! – нечасто заглядывает в церковь, а твоя единственная тетушка – католичка…

Я пребывал в таком радостном настроении, что вежливо слушал его. Даже дал согласие, когда после долгого мрачного морализаторства о вечной жизни он предложил преподать мне несколько уроков, необходимых для подготовки к конфирмации.

– Буду приезжать раз в неделю и два часа наставлять тебя, – заявил он, сияя улыбкой, а я ответил:

– Да, сэр. Спасибо, сэр.

И только после его ухода понял, что у меня нет ни малейшего желания становиться полноценным членом Ирландской церкви. Я ненавидел долгие часы заутренних раз в месяц, и хотя темное уединение часовни мне не нравилось, но после заупокойной службы по отцу неприятие превратилось в настоящее отвращение.

Размышлять о похоронах не хотелось. У меня гора упала с плеч, и я все еще чувствовал себя счастливым.

– Нед, ты теперь больше никогда с нами не играешь, – посетовал в тот день Джон. Он на удивление быстро пришел в себя после приступа астмы.

– Подумаешь! – фыркнула Джейн, прижимая к себе своего нахального рыжего кота. – Я с ним больше не хочу играть.

– Ах, Джейн, не говори таких слов, – взмолилась Элеонора, оторвавшись от книги.

– Я буду говорить что пожелаю, – заявила Джейн, сердито глядя на меня. – Идем, Озимандия, мой хороший. Найдем маму. Эта компания нас не устраивает.

Впервые мне в голову пришла мысль о том, как это глупо с моей стороны отказывать в дружбе девчушке в два раза моложе меня. Неужели я завидовал Джейн, когда родители уделяли ей больше внимания, чем мне? Хотелось думать, что нет, но, чтобы подкрепить это, я сказал, глядя ей в спину:

– Я приглашаю вас на пикник, если хотите. Возьмем лимонад и сэндвичи с джемом и пойдем на косу.

– Уррра! – воскликнул Джон, подпрыгнув.

– Ой, мне нравится! – радостно согласилась Элеонора, громко захлопывая книгу. – А разве можно сразу после похорон?

– Нэнни скажет, что нам это будет полезно. А если не скажет, то вместо нее это сделаю я.

Джейн замедлила шаг:

– Меня, как я понимаю, не приглашают.

– Это уж тебе решать. Если ты готова уделить нам свое время, то, конечно, можешь идти с нами.

– Озимандию я не оставлю, – предупредила Джейн, испытывая меня.

– Озимандию бери. Но не других котов. Я иду на берег не для того, чтобы строить Ноев ковчег.

Мы пошли все, даже этот паршивый кот, который шел за Джейн на поводке, как пес. Коса располагалась вдоль западного берега озера, и, хотя песок здесь был тусклый и тяжелый, для строительства замков он вполне подходил. Джон рисовал на песке палочкой, Элеонора неторопливо шлепала по воде, а я помогал Джейн строить форт.

– Нед, расскажи нам об Америке, – попросила Элеонора, когда у нее замерзли ноги.

– Про зоопарк в Нью-Йорке, – напомнил Джон. – Ах, как бы мне хотелось в зоопарк!

– И о маленьких девочках – Коннемаре и Донегал, – добавила Джейн.

Я в сотый раз принялся рассказывать им про Галахеров. По мере повествования меня наполняло желание снова оказаться в их доме в Бикон-Хилле.

– Они все время смеялись, – вещал я. – Слышали бы вы их! Все было так смешно. У них такой великолепный дом в центре Бостона, и все комнаты яркие и веселые. На стенах картины красивых женщин, и повсюду религиозные статуи – не холодные каменные, как в часовне, а гипсовые и раскрашенные в разные цвета. Там такие броские обои, и мягкие диваны, и дребезжащее старое пианино, где ля-диез всегда фальшивило, когда Керри играла «Розу Трали». Мистер Галахер хотел купить новое пианино, но миссис Галахер возражала, потому что это пианино было у нее всю ее замужнюю жизнь и она говорила, что это ее талисман.

– Миссис Галахер похожа на маму? – с удовольствием задала ритуальный вопрос Элеонора.

– Нет, ничуть. Она и вполовину не так красива. Но она никогда ни по какому поводу не волновалась, и, если дочери делали что-нибудь ужасное, она просто говорила: «Сердце вашего бедного папочки будет наверняка разбито, когда он узнает», и девочки начинали плакать при этой мысли, и мать их прощала. Мистер Галахер, он такой сильный, большой и лихой, курит огромные сигары, а каждый вечер, возвращаясь домой, целует миссис Галахер. Он держит шесть лошадей и два экипажа, и, когда вся семья отправлялась в воскресенье на мессу, смотреть на них было одно удовольствие. Девочки носят хорошенькие платья, и в доме всегда весело. Думаю, и церковь у них такая же. Католические церкви не похожи на часовню. Там всюду картинки, ярко раскрашенные статуи и много всяких золотых одежд. И еще там везде свечи, как на пироге ко дню рождения, в церкви приятно пахнет, и все поют на латыни, это замечательно таинственный язык для пения, гораздо лучше английского.

– То, что ты рассказываешь, куда интереснее, чем заутрени в часовне, – задумчиво пробормотала Элеонора. – Ты нам никогда прежде об этом не рассказывал.

Но я уже думал о похоронах отца, о темных, мрачных словах службы, одуряющей скуке. Гнетущая, удушающая скорбь, приглушенная хорошим вкусом и благолепием.

– А у Галахеров есть сад? – задал ритуальный вопрос Джон.

– А коты? – спросила Джейн.

– У них есть все, – ответил я.

– Больше, чем у нас?

Я кивнул и пошел прочь, к дальнему концу косы, где река Фуи втекала в озеро, и остановился там посмотреть, как ветер шелестит травой над песчаным берегом. Спустя какое-то время ко мне подошла Джейн и встала рядом:

– А если я когда-нибудь поеду в Америку, то смогу взять Озимандию?

Я ответил, что бедняге Озимандии вряд ли понравится путешествие через Атлантику, и мы медленно, взявшись за руки, пошли назад к лимонаду и сэндвичам с джемом.

Домой мы вернулись в шестом часу, и, когда поднимались по последнему витку подъездной дорожки, к нам навстречу вышел Драммонд.

– Нед, у меня для тебя хорошая новость! – воскликнул он и помахал письмом.

Мы подошли поближе. Я увидел американскую марку и крупный незнакомый почерк, и вдруг настроение у меня начало улучшаться.

– Письмо от Финеса Галахера! – радостно заявил Драммонд. – Догадайся, кто едет к нам в гости.

2

К нам ехала Керри. Больше ничто не имело значения. Я все думал, как мы будем забавляться, как замечательно иметь кого-то, с кем можно посмеяться и пошутить, кого-то яркого, веселого и счастливого.