– Что вы имеете в виду?

– Расскажите мне про радиограмму.

– Я ничего об этом не знаю. Ваш суперинтендент ошибся, я ее не ронял.

– О нет, вы ее выронили. Что это за американец?

– Я ничего не знаю ни о каком американце.

– Расскажите мне про «Севрин».

– Да не знаю я ничего про «Северин»! Что это, кто это?

– Вам, я уверен, известно, что ваше начальство в КГБ эти утечки раздражают, они настроены крайне подозрительно. Если вам удастся выйти в море, я предлагаю вам, вашему первому помощнику и всему экипажу никогда больше не появляться в этих водах…

– Снова угрожаете? Это перерастет в международный скандал. Я поставлю в известность мое правительство, и ваше, и…

– Да, и мы тоже поставим его в известность, официально и неофициально. – Взгляд Синдерса был леденящим, хотя на губах играла улыбка.

– Я… Я теперь могу идти?

– Сможете. Если предоставите информацию.

– Что?

– Кто этот американец и кто такой «Артур»?

– Я не знаю никакого Артура. Как фамилия этого Артура?

– Я жду до полуночи. Если вы уходите в море, ничего не сказав мне, то по возвращении в Лондон я постараюсь, чтобы до ушей вашего военно-морского атташе дошла информация о том, что вы сдали Леонова, которого называете Меткиным, и Бакяна, которого именуете Воранским, в обмен на услуги Эс-ай.

– Это ложь, это все ложь! Вы знаете, что это ложь.

– Пятьсот человек видели вас на ипподроме с суперинтендентом Кроссом. Тогда вы и сдали ему Меткина.

– Все ложь. – Суслев пытался скрыть ужас.

– Ну что ж, посмотрим, верно? – ухмыльнулся Синдерс. – Ваш новый военно-морской атташе в Лондоне ухватится за любую соломинку, лишь бы снискать расположение начальства. А?

– Я не понимаю, – проговорил Суслев, хотя все прекрасно понимал. Он попался.

Синдерс наклонился вперед и стал выбивать трубку.

– Послушайте меня внимательно, – произнес он не допускающим возражений тоном. – Вашу жизнь я меняю на этого американца и «Артура».

– Не знаю я никакого Артура.

– Это останется в тайне между мной и вами. Я не скажу никому. Даю слово.

– Никакого Артура я не знаю.

– Скажите, кто он, и вы в безопасности. Мы с вами профессионалы, мы понимаем, что такое обмен и безопасность. Мы понимаем, что бывают тайные, совершенно секретные договоренности. На этот раз вы попались, поэтому вам надо решать. Если вы уходите в море, не сказав мне, кто такой «Артур», я вас сдаю. Это так же верно, как и то, что КГБ существует. – Синдерс впился в него взглядом. – До свидания, товарищ капитан.

Суслев встал и вышел. Вновь очутившись на свежем воздухе, в гуще гонконгской жизни, русские снова обрели дыхание. Ни слова не говоря, Суслев направился через улицу в ближайший бар. Там он заказал две двойные водки.

Внутри Суслев был опустошен. «Господи, – хотелось крикнуть ему, – если я сделаю это, я погиб, и если не сделаю – тоже! Черт бы побрал эту радиограмму! Стоит указать на Банастасио и „Артура“, как станет ясно, что мне известно о „Севрине“, и тогда я в их власти навсегда. А если не укажу, мне конец. Сейчас и домой возвращаться опасно, и здесь оставаться нельзя. Так или иначе, для защиты мне нужны папки АМГ, или Данросс, или то и другое. Так или ина…»

– Товарищ капи…

Он стремительно повернулся к Борадинову и выругался по-русски. Побледневший молодой человек застыл от ужаса.

– Водки! Еще две порции, – крикнул он. – Пожалуйста.

– Меня зовут Сэлли, а тебя, хейя? – обратилась к нему девица из бара.

– Пошла ты, – огрызнулся Борадинов.

– Цзю ни ло мо на твое «пошла ты», хейя? Ты мистер Пошла Ты? Я не любить твое лицо, мистер Пошла Ты, так что сам пошел, и нечего здесь ругаться. – Она взяла бутылку водки и приготовилась к дальнейшей схватке.

– Извинись перед ней! – рявкнул Суслев. Ему не хотелось неприятностей, и он не был уверен, что девица не подсадная: Главное управление полиции совсем рядом.

Борадинов был в шоке.

– Что?

– Извинись перед ней, болван безродный!

– Извините, – пробормотал смущенный Борадинов, покраснев.

Девица засмеялась:

– Эй, богатырь, хочешь «джиг-джиг»?

– Нет, – проворчал Суслев. – Только еще водки.

Выйдя из полицейской машины, Кросс торопливо прошел под моросящим дождем в Струан-билдинг. Улицы у него за спиной были запружены машинами и зонтиками. Толпы людей спешили по тротуарам на работу и с работы: воскресенье – выходной не для всех. На двадцатом этаже он вышел.

– Доброе утро, суперинтендент Кросс. Я – Сандра И, секретарь мистера Данросса. Сюда, пожалуйста.

Кросс последовал за ней по коридору, отметив взглядом ее обтянутый чунсамом зад. Она открыла ему дверь, и суперинтендент вошел.

– Привет, Эдвард, – поздоровался он с Синдерсом.

– Ты тоже чуть раньше, как обычно. – Синдерс потягивал пиво. – Старая армейская привычка, а? На пять минут раньше – значит вовремя? – За ним в роскошном зале для заседаний совета директоров располагался полный всякой всячины бар. И все, что нужно для кофе.

– Хотите чего-нибудь выпить, сэр? Есть «кровавые мэри», – предложила Сандра И.

– Благодарю вас, только кофе. Черный.

Она налила кофе и вышла.

– Ну, как прошло? – спросил Кросс.

– С нашим посетителем? Прекрасно, просто прекрасно. Я бы сказал, сфинктер у него разладился. – Синдер усмехнулся. – Я записал все на магнитофон. Можешь прослушать после ланча. Ах да, ланч. Роджер, в Гонконге вообще можно поесть рыбы с жареной картошкой?[130]

– Конечно. Рыба с жареной картошкой. – Кросс подавил зевок. Он почти всю ночь не спал, проявляя и печатая снятую в хранилище пленку. А утром с огромным интересом читал и перечитывал настоящие папки АМГ, в душе соглашаясь с Данроссом: тот был абсолютно прав, действуя так осмотрительно. «Сколько бы тайбань ни заплатил АМГ, материалы стоят того, – думал он. – Эти папки, без сомнения, стоят целого состояния».

Часы в кардане негромко пробили полдень. Дверь открылась, и широкими шагами вошел Данросс.

– Доброе утро. Спасибо, что пришли.

Синдерс и Кросс встали и поздоровались с ним за руку.

– Еще кофе?

– Нет, благодарю вас, мистер Данросс.

Кросс, не отрываясь, следил, как Данросс достает из кармана запечатанный конверт и передает Синдерсу. Тот взял его и взвесил в руке. Кросс отметил, что пальцы у шефа Эм-ай-6 слегка подрагивают.