– Да уймись ты, торопыга! – проворчал колдун.

Рыба стучал уже в третий раз. Хозяин завозился с засовом. Смедз осторожно заглянул в прихожую.

Колдун стоял в десяти футах, спиной к нему, у только что отворенной двери.

– Профессор Дэмиц? Лекарь?

– Да. Чем могу…

Увидев, что колдун встает на цыпочки и поднимает руки, Смедз рванулся, чтобы напасть сзади. А Рыба ринулся через порог, обхватил колдуна, ударом пятки захлопнул дверь. Удивился при виде напарника:

– Быстро же ты!

– Окно было открыто, – глядя на мертвеца, объяснил Смедз. – Как ты его?

Из подбородка хозяина торчала рукоятка длинного ножа. Крови пролилось мало.

– Лезвие вошло прямо в мозг. Это чтобы он перед смертью не успел ничего наколдовать.

Теперь Смедзу стал ясен план. Рыба отправил его к черному ходу только для того, чтобы он не путался под ногами.

– Э, что с тобой? Как себя чувствуешь? Трясет?

– Все в порядке. Без особых ощущений.

– Интересно, он канцелярию вел? Посетителей, гонорары учитывал? Может, нашего Тимми где-нибудь записал?

– Не знаю. Пока мы тут были, ничего такого не заметил.

– Надо проверить. Ты начни с… А сейчас что-нибудь чувствуешь?

– Только жалость к женщине – не поздоровится ей, когда обнаружат покойника.

– Да уж, возьмут ее в оборот. Пошарь тут, только осторожно. Чтобы все осталось на своих местах. И не увлекайся чересчур – надо поскорее смыться.

Рыба прошел в комнату, где принимал посетителей колдун.

Через пять минут к нему присоединился Смедз, неся большую стеклянную банку и пару книг.

– Вашу мамашу! Что это?

– Рука Тимми. В последней комнате нашел. Там полно всякой чертовщины.

– Вот же дерьмо! Хорошо, что мы решили здесь пошмонать. – Рыба взял со стола несколько книг. – Все, валим отсюда и избавляемся от этой дряни. Через окно уйдем. Захлопнем его, задвижка встанет на место. Я первый – проверю, чисто ли там.

У Смедза, когда он наполнял пивом первую кружку, тряслись руки. Но вопреки ожиданиям, он не натерпелся страху. Поволноваться, конечно, пришлось – он же не такой хладнокровный, как Старик Рыба.

Колдун мертв, его учетные книги и рука Тимми уничтожены – оборвана самая опасная нить. Осталось сделать только одно.

В зал вошел их благодетель, капрал из «Ночных хищников», как всегда с пивным жбаном в обнимку. Огляделся, расплылся в улыбке и отправился за добавкой.

– А, гадство! – выругался Смедз. – Совсем из башки вон! У меня же свидание было назначено.

Взглянув на него с сочувствием, Рыба предложил:

– Напейся. Потом вздремни. У нас еще половина работы не сделана.

Не могу припомнить, чтобы Душечка хоть раз пыталась при мне оправдать репутацию Белой Розы. Может, причиной тому ее тогдашний малопривлекательный вид. Такой девахе двадцати с лишним лет, со свалянными в патлы светлыми волосами, самое место на картофельных полях. Впрочем, там бы она к этому возрасту выглядела вконец замордованной, лет за десять нарожав кучу ребятни.

И вдобавок она не слышит и не говорит. Для тех, кто ее окружает, глухонемая – это, в сущности, все равно что дурочка. Наверное, трудно относиться к ней всерьез, тем более что она взятую на себя работу выполняет без напряга, если не сказать играючи. Взять хотя бы штурм монастыря – там все шло не то что как по маслу, а как по смеси масла с совиным дерьмом. И никто бы не пострадал, если бы это чудище, Пес Жабодав, не рванул через стену и не плюхнулся в толпу кентавров. Да они сами виноваты. Не терпелось дурням. Им же велено было держаться подальше – если бы послушались, успели бы убраться с пути лиходея.

Как я убедился, бог-дерево уважал Душечку. Ни в чем ей не отказывал, готов был прощать любые косяки. Но она вовсе не лезла вон из кожи, чтобы ему угодить.

Что ни говори, а в странную я попал компанию. Вот Душечка. Вот неразлучный Молчун – он пытается не подпускать к ней Боманца и Ворона, которым не доверяет. Но его недоверие в подметки не годится тому, что питают друг к дружке Ворон и чернявый колдун – эти двое даже словечком не перекинутся.

Да, увлекательная мне выпала прогулка. Когда летишь в двух милях над землей на спине у монстра, причем эту спину делишь с двумястами тварями, которые охотно тобой позавтракают, если будешь плохо себя вести, не стоит себе внушать, что твою несчастную задницу не дожидаются приключения покруче.

Это понимали братья Вертуны. Это сознавала Душечка. Это не составляло тайны для меня. Но трем великим умникам – Боманцу, Ворону и Молчуну – было не до того. Их занимала самая важная на свете задача: как заткнуть дырку от сучка в центре вселенной.

Надо сказать, Вертуны маленько чурались меня. Как-никак я служил в Вечной Страже, а они были братьями Черного Отряда. Решили, что я могу держать на них зуб.

Я уже говорил, что Белая Роза не задирала нос. Она даже не вела себя, как подобает Белой Розе. Она была просто Душечкой. И не имела ничего против, когда я подходил потолковать. Это не нравилось только Ворону и Молчуну. Ворону я предложил засунуть претензии себе в задницу, и аналогичный совет, похоже, Молчун получил от нее. Он не мешал нашим с Душечкой разговорам, лишь топтался рядом с таким видом, будто решал, не заняться ли резьбой по живому телу.

А еще взрослые люди! И куда старше меня.

В том, что у нас с Душечкой сложилось общение, Ворон может винить только себя. Это же по его настоянию я освоил язык жестов – чтобы мы понимали друг друга, когда нельзя говорить вслух.

Правда, первые наши с Душечкой беседы были коротки. Здравствуй, как дела и все такое. Выражать мысли при помощи пальцев у меня получалось плохо. По ходу дела я от нее перенял новые жесты.

А ведь поначалу передо мной стояла одна-единственная цель: узнать, что Душечка думает про Ворона. Хотелось помочь приятелю, а то так и будет вести себя как последний болван. Должно быть, она сразу догадалась. Стала вдруг груба со мной. И не дала мне шанса все исправить.

Так вот, через пару дней после нашего знакомства мы беседовали на близкую обоим тему: до чего же худо живется деревенским детям, когда кругом бушует война. Понять, как она стала тем, кем стала, мне было нетрудно. Да ей и не требовалось ничего объяснять, потому что все мы уже знали ее историю.

Я рассказал, как пошел в армию, чтобы порвать с осточертевшей фермой. И с моей сторожевой вышки не было видно никакой разницы между мятежниками и имперцами – все перемазаны в крови. На мятежниках, пожалуй, крови даже побольше, ведь Белая Роза до сих пор пальцем не пошевелила, чтобы их отмыть. А имперцы, между прочим, за службу платят. И щедро, и своевременно.

Вроде мой упрек нисколько ее не обидел, так что я пошел дальше и поделился моей тайной жизненной философией. Если ты вступил в армию не ради денег, а ради идеи, значит ты круглый идиот и все, чего достоин, – погибнуть за свою страну. Это же верх глупости – разом ставить на кон все, что имеешь, вместо того чтобы играть по маленькой.