Те, кто следил за всей ситуацией, были полностью уверены, что конец света рядом. К концу 1978 года Уильям Саливан, американский посол в Тегеране, направил в Вашингтон телеграмму «Думать о немыслимом», в которой утверждалось, что план для чрезвычайных ситуаций должен быть введен в действие немедленно. Его слова были проигнорированы. Рекомендации Саливана были «попыткой установить модус вивенди между военными и религиозными (лидерами)» при первой же возможности. Он имел в виду, что США должны попытаться открыть коммуникационные каналы с Хомейни перед тем, как он захватит власть, а не после[1888]. Громкоголосые представители Белого дома по-прежнему надеялись, что США смогут контролировать ситуацию, продолжая поддержку шаха, и поддерживали предложение, сделанное в конце января 1979 года премьер-министром Шапуром Бахтияром, о том, что аятолла Хомейни должен быть арестован, если он бежит в Иран[1889].

Зашоренность и бесполезность такого рода мышления стали очевидными в течение нескольких дней. 1 февраля 1979 года аятолла Хомейни приземлился в Тегеране, через четырнадцать лет после того, как ему пришлось покинуть страну. Огромные толпы людей собрались в аэропорту, чтобы встретить его, а затем последовать за ним по пути к кладбищу Мучеников, находящемуся в двенадцати милях от Тегерана, где его ожидало еще около 250 000 сторонников. «Я собираюсь наносить своими кулаками удары прямо в лицо этого правительства, – ревел он с вызовом. – С сегодняшнего дня правительство – это я». По подсчетам BBC, после этих слов вдоль дорог выстроилось около 5 миллионов человек, в то время как Хомейни приближался к столице[1890].

Все завертелось, когда сторонники Хомейни взяли контроль над страной. 11 февраля посольство США было закрыто. Посол Саливан телеграфировал домой: «Армия сдается. Хомейни победил. Секретные документы уничтожаются». Секретные материалы уничтожали еще и через три дня, когда в здание посольства ворвались боевики, хотя вскоре порядок был восстановлен лейтенантами Хомейни[1891]. 16 февраля посол Саливан встретился с Мехди Базарганом, новым премьер-министром, и сказал ему, что у США нет намерения вмешиваться во внутренние дела Ирана[1892]. Меньше чем через неделю США официально признали новое правительство, которое после национального референдума, проведенного 1 апреля, объявило о создании «Исламской республики Иран».

В ходе второго референдума, проведенного в конце года, была одобрена новая Конституция, в которой говорилось, что отныне «все гражданские, уголовные, финансовые, экономические, административные, культурные, военные, политические и другие законы и нормативные акты в стране должны быть основаны на “исламских” критериях»[1893].

США делали большие ставки на Иран и шаха десятилетиями. Теперь же они должны был заплатить высокую цену за то, что авантюра не удалась. Ударные волны революции распространились по всему миру, заставив цены на нефть вырасти в три раза. Это оказало на экономики стран, в которых недоставало нефти, разрушительный эффект. Инфляция вышла из-под контроля. По мере того как увеличивалась паника, зарождались и опасения кризиса. К концу июня большое число станций обслуживания по всей территории США были закрыты из-за сокращения поставок. Рейтинг одобрения президента Картера упал до отметки 28 %, примерно до того же уровня, что у Никсона во время Уотергейтского скандала[1894]. Учитывая кампанию по переизбранию президента, которая вот-вот должна была начаться, казалось, что смена режима в Тегеране была важным фактором, влияющим на грядущие президентские выборы.

Дело было не только в увеличении цен на нефть, что могло разрушить западные экономики. Большое влияние оказывали массовые отмены заказов и экстренная национализация промышленности. Компания British Petroleum (BP), преемница изначальной концессии Нокса Д’Арси, была вынуждена провести основательную реорганизацию (и распродать часть акций), после того как месторождения, которые составляли около 40 % мирового производства, исчезли буквально мгновенно. Кроме того, контракты на строительство металлургических заводов, реконструкцию терминалов аэропортов и развитие портов были списаны в одночасье, а контракты на поставку оружия аннулированы и разорваны. В 1979 году Хомейни отменил поставки из США на 9 миллионов долларов, и это образовало в карманах производителей огромные дыры, кроме того, им пришлось искать другие рынка сбыта, которые были менее склонны к милитаризации, чем шах[1895].

Таким образом, перегруженность экономики Ирана привела к тому, что замедленная перед революцией ядерная программа была отменена. Потери компаний Creusot-Loire, Westinghouse Electric Corporation и Kraftwerk Union, расположенных соответственно во Франции, США и Западной Германии, составили примерно 330 миллиардов долларов[1896]. Некоторые их них стойко держались перед лицом невзгод.

«Мы не должны забывать, как много мы получили благодаря шахскому режиму, – писал дипломат сэр Энтони Парсонс, ветеран Ближнего Востока и британский посол в Тегеране в период возвращения Хомейни. – Британский бизнес и промышленность заработали в Иране огромные суммы денег»[1897]. Он сказал не очень много, но было ясно, что хорошие времена подошли к концу; было лучше отметить то, что дало прошлое, чем оплакивать то, что уготовило будущее.