«Возлюбленный сын Александр. Дело, не терпящее отлагательства, требует вашего присутствия в Мунте, где нахожусь и я. Я не считаю возможным доверять подробности бумаге и жду вас в доме маршала Мальвани. Если вы и вправду являетесь почтительным сыном и любящим братом, как стремитесь показать, вы явитесь в особняк Мальвани сразу же по приезде в Мунт, никуда не заезжая.

Шлю свои благословения моей невестке Жаклин».

О Шарло и Катрин мать не упомянула. Внуками она их не признавала...

Сандер слишком сильно наступил на раненную в недавней стычке с фронтерцами ногу, тело пронзила резкая боль, и он, стиснув зубы, присел на край подоконника.

Ехать в Мунт? Теперь? Конечно, сейчас зима, а Тодор вряд ли отважится на крупную пакость раньше месяца Агнца, если вообще отважится, но береженого и судьба бережет. Зачем его вызывает мать? «...почтительный сын и любящий брат...» Что-то с Филиппом? Но тот сам бы за ним послал, а если бы не смог, то Гастон бы поставил Эстре в известие раньше, чем Эльту. Канцлер, каким бы разгильдяем он ни был, Филиппу предан. Но ехать придется...

Сандер распахнул окно, впуская холодный предзимний воздух. Внизу, на засыпанных последними листьями плитах двора, дурачились несколько нобилей, среди которых Александр заметил Рито. Легкий, стремительный мириец рядом с огромными эскотцами казался пантерой среди медведей. Те больше, но еще вопрос, кто опаснее.

– Рафаэль!

Кэрна поднял голову, улыбнулся и махнул рукой.

– Поднимись ко мне.

«Не считаю возможным доверять подробности бумаге...» Мать вряд ли одобрит его решение показать ее послание Рито, но таскать в себе свалившуюся на него загадку он не станет.

Рафаэль уже стоял на пороге. На высоких скулах горел румянец, глаза блестели, как всегда, когда ему удавалось пустить в ход сноровку байланте. Александр молча протянул письмо другу. Тот мгновенно пробежал четкие строки и осторожно положил бумагу на стол.

– Значит, мы едем в Мунт? Вот незадача, я совсем было на мельницу собрался.

– На которую? – невольно улыбнулся Александр.

– Неважно, – засмеялся мириец, – их тут много!

– Теперь я понимаю, почему ты не возвращаешься в Кер-Эрасти. Отец тебя наверняка женит, и прости-прощай прыжки в кусты...

– Почему это прости-прощай?! – возмутился Рафаэль. – Одно другого не исключает. – И, неожиданно став серьезным, добавил: – Я останусь с тобой, пока я тебе нужен.

– Боюсь, тогда ты умрешь в Эстре...

– Ну, значит, умру, – легко согласился маркиз Гаэтано. – Так мы едем? Когда?

– Вечером. Тодор притих, Лось с Игельбергом справятся и без нас.

– То есть без тебя, – уточнил Рафаэль, – дергать Тодора за усы – это пожалуйста. Но вот гадать, когда и куда он полезет и как его лучше хватать, уволь! И как это у тебя получается, ты что, по ночам карты раскладываешь?

– Угу. Залезаю под кровать и раскладываю... Проклятый! Но что же там случилось?!

– Что бы ни случилось, вряд ли догадаемся. Но, думаю, без Паука так или иначе не обошлось.

Нэо Рамиэрль

Он честно пытался уснуть, но это было непросто. Во-первых, завтра ему предстояло вновь пройти по радужной тропе, а это было еще то удовольствие. Во-вторых, у его ног устроилось порождение Тьмы, бегающее за эльфом, как цыпленок за наседкой. А в-третьих, Аддари и Альмик затеяли один из своих бесконечных споров ни о чем, когда собеседники и не думают друг друга слушать, раз за разом повторяя одни и те же доводы. Странное дело, Рамиэрль прекрасно засыпал в воинском лагере и переполненной таверне, но на этот раз бубнящие, раздраженные голоса бесили, и он невольно стал прислушиваться. Говорили по-луциански. Весьма скромных познаний Альмика в эльфийском для полноценной свары не хватало.

– Вы бы до сих пор ходили на четвереньках, – Рамиэрль не видел, но Аддари, несомненно, иронично улыбнулся, – если б вас не съели гигантские хищные жабы и вставшие на дыбы ящерицы, которых истребили силы Света, давшие вам Огонь и Слово.

– Мы вас не просили об этом, – гудел Альмик.

– А как бы вы могли просить, если вы не умели говорить? Хотя ты, похоже, прав, дать вам речь было со стороны Светозарных опрометчиво. Вы оказались разговорчивыми.

– Тебе не нравится слышать правду, эльф?

– Так и тебе не нравится, человек.

– Звездный Лебедь, – Норгэрель явно был на пределе, – вы еще не устали? Аддари, ты зря выучил луцианский. Пока ты его не знал, все было так хорошо.

– Если б я его не выучил, вас бы убили из-за лжи, которую произнесли ЛЮДИ.

Рамиэрль понял, что уже не заснет, и встал.

– Люди, это так. Но по приказу Тэноллиана, который оказался эльфом. Альмик, ты не смог бы сходить со мной к ручью?

Человек что-то буркнул, но поднялся. Огневушка вскочила с явным намерением увязаться следом.

– Она что, так и будет за нами бегать?

– Ну, наверное, – пожал плечами Норгэрель.

– Разве ты не можешь ее прогнать или убить? – спросил Альмик.

– Прогнать, похоже, не могу, да и куда она денется? Убить? Если я буду наращивать верхнюю защиту, рано или поздно она погаснет.

– Ну, так сделай это.

– Ты и вправду этого хочешь? – неожиданно резко спросил Нэо.

– Хочу? – Альмик выглядел удивленным. – Да пусть живет. Вреда от нее никакого, вот паладинов, тех и впрямь нужно передавить.

– Ладно, – махнул рукой Роман, – пошли отсюда.

Ночь выдалась чудесной, хоть и холодной, они шли и молчали, пока не послышалось пение родника. Рамиэрль устало опустился на камень.

– Альмик, нам нужно поговорить. Если ты хочешь остаться с нами, прекрати перебранку с Аддаром. В конце концов, он тебя спас.

– Меня спас Норгэрель, хотя я его об этом не просил.

– И Норгэрель. И я. И Аддари, и даже это создание. Я устал слушать о том, что ты не просил, чтобы тебя спасали, а люди не просили, чтобы им помогли стать людьми. Кто тебе мешает отправиться к Тэноллиану и дальше в Бездну? Кто мешает людям задуть очаги, перестать говорить и залезть на деревья? Полная свобода. Хочешь – живи, хочешь – нет. Хочешь – будь человеком, не хочешь – стань зверем. Но при чем тут эльфы, Тьма, Свет и даже эти твои дурацкие паладины?

2888 год от В.И.

27-й день месяца Волка.

Арция. Мунт

В Мунт въехали на рассвете, но улицы были полны народа, и продвигаться пришлось медленнее, чем хотелось бы. Сандер, Рито, Луи с Ювером и эскорт в полсотни дарнийцев под командованием необычайно серьезного племянника господина Игельберга медленно пробивались сквозь поток торговцев, до полудня превращавших улицу Святого Мишеля в один большой рынок. Конечно, можно было бы проехать переулками, но Александр задумался и свернул на главную улицу, а возвращаться смысла не имело. Они и так выиграли четыре дня и могли потерять пол-оры, пробираясь через дружелюбную толпу.