Насколько мы можем судить, схожие династические игры стояли за возникновением еще двух новых государств, появившихся на обломках аварской империи, – Великой Моравии и Польши. Великая Моравия появилась первой, в середине IX века. Каролингские источники 800–820-х годов походя упоминают целую череду региональных незначительных предводителей, стоявших во главе собственных объединений, которые появлялись по мере того, как господство аваров в Центральной Европе сходило на нет. Один из них, Войномир, выступил вместе с франками против аваров, некий Маномир упоминается вскользь, а вот Людевит начал борьбу против гегемонии Каролингов. Информация в источниках слишком неполная, чтобы мы могли понять, как эти разные династии заключали союзы либо истребляли друг друга, чтобы в итоге получилось государство вроде Великой Моравии. Ясно одно: между ними шло соперничество, и у нас есть тому подтверждение. Первый исторически достоверный князь Моравии, возможно подлинный основатель будущей династии, звался Моймир, и каролингские источники отмечают, по-видимому, ключевой момент в 830-х годах (точно датировать это событие не представляется возможным, оно произошло между 833 и 836 годами), когда он изгнал из Нитры в Словакии своего соперника, князя Прибину, чтобы расширить свои владения. Утвердившись на новой территории, династия и впредь при любом удобном случае стремилась заполучить больше земель. Мощь Каролингов сдерживала их амбиции в западном направлении на протяжении большей части IX века, но, по мере того как империя в начале 890-х годов стала клониться к закату, моравы распространили свое господство и на Богемию. Эту династию могло ждать блестящее будущее, если бы их успехи не оборвались в 896 году с появлением кочевников-мадьяров в Центральной Европе[644].

Если бы нам приходилось отталкиваться только от сохранившихся письменных памятников, укрепление польской династии Пястов осталось бы окутанным тайной. Их государство внезапно появляется в источниках времен Оттона I в 960-х годах уже как полностью сформированное образование под управлением Мешко I. Центром Пястов была территория к западу от Вислы, за приграничным регионом между Эльбой и Одером, а значит, новое Польское государство располагалось слишком далеко от империи, чтобы наши хронисты могли наблюдать за его ростом и развитием. Даже неизвестный автор «Баварского географа» не знал, что происходило в землях так далеко к востоку. Благодаря чуду дендрохронологии, однако, археологические свидетельства – которые, как правило, куда лучше фиксируют долгий процесс развития, нежели политические документы, – в этом случае ярко характеризуют по крайней мере последние этапы возвышения Пястов. Поскольку династия строила свои замки из дерева – как почти все в Европе в первой половине X века, – за последние десять лет стало возможным назвать точные даты их возведения. И результаты поражают.

Появление первого Польского государства всегда описывали как долгий, медленный процесс политического объединения, который постепенно собирал земли под властью одной династии. Как мы сейчас увидим, долгие процессы помогают создать подходящие условия, однако археология с поразительной ясностью указывает на то, что последний этап прихода Пястов к власти был быстрым и жестоким. Замки, построенные этой династией, относятся преимущественно ко второй четверти X века, а это означает, что она очень быстро простирала свое господство на земли Великой Польши, начав со сравнительно небольшой территории (см. карту 20). Более того, во многих местах их деревянные замки сменяли куда более крупные укрепленные центры, многие из коих были построены еще в VIII веке, которые, судя по всему, были уничтожены одновременно с началом строительства пястовских. Вывод из этого можно сделать лишь один. Возникновение пястовской Польши, образования, которое внезапно появляется на страницах исторических источников в середине X века, включало в себя уничтожение давно существующих местных сообществ и утверждение военного превосходства Пястов. Сколько таких сообществ являлись «племенами», за неимением лучшего слова – то есть единицами, перечисленными в «Баварском географе» и проживавшими на западных рубежах славянского мира, – остается неясным, как и их точные ареалы[645]. Получается, как и в случае с Великой Моравией и Богемией, Польское государство появилось в результате утверждения военного господства одной династии, когда Пясты истребили своих соперников, стоявших во главе других, более ранних политических образований.

Многое остается неясным и в возвышении Рюриковичей. Как мы видели в прошлой главе, Повесть временных лет слишком сосредоточена на Киеве и излагает события с точки зрения наиболее выгодной Рюриковичам, уже пришедшим к власти, а потому не дает достоверного взгляда на запутанную историю ранней Руси. К тому же – по крайней мере, на нынешней стадии – археологическая картина не столь ясна, как в пястовской Польше. Тем не менее основные вехи скандинавского вторжения в Россию вполне понятны, а значит, можно разобраться и в политических преобразованиях, сделавших возможным появление государства Рюриковичей.

Одной из основных проблем является тот факт, что Повесть временных лет дает крайне неубедительную версию (и датировку) событий, благодаря которым политическая власть перешла от Рюрикова городища на севере к Киеву. Летопись называет слишком раннюю дату появления Киевской Руси и, похоже, скрывает факты то ли прерывания династии, то ли ее временного отстранения от власти, в нарочито подчищенном и выправленном рассказе об отношениях между Олегом, первым политическим лидером, ассоциирующимся с Киевом, и Игорем, сыном и наследником Рюрика. Олег предстает в летописи как собирающий армию на севере и покоряющий земли в среднем течении Днепра. Однако рассказ о нем завершается тем, что в результате его действий ежегодная дань в 300 гривен была навязана Новгороду в обмен на мир. Она, как отмечает летопись, выплачивалась до смерти князя Ярослава в 1054 году, что вполне могло остаться в памяти людей вплоть до времени составления Повести в начале XII века. Выходит, дань – предположительно исторический факт. Но почему правитель, пришедший с севера покорять юг, как утверждает летопись, в итоге требует дань с севера?

Есть еще две важные проблемы. Во-первых, торговые договоры с Византией подтверждают, что в X веке скандинавы не из династии Рюриковичей правили собственными поселениями на Руси и обладали в них вполне независимой властью, поскольку у каждого были собственные представители на переговорах. Во-вторых, до конца X века летопись приводит лишь краткую и упрощенную версию истории династии Рюриковичей. С этого момента передача власти следующему поколению всегда включает в себя соперничество и междоусобицы, но до того (хотя хорошо известно, что первые князья были преимущественно полигамны, как и их потомки) Повесть упоминает лишь об одном сыне, к которому спокойно и без каких-либо потрясений переходит власть.