Андрей Капелланус[944]перечислил правила куртуазной любви еще в XII в. Он дал ей определение как болезненному по сути своей процессу постоянных размышлений о красоте возлюбленной, которую время от времени можно видеть, но которой нельзя овладеть. Редко воплощавшимся в жизнь идеалом стал полный союз с любимой, на которой почти никогда не получалось жениться. К наиболее общему правилу Капеллануса можно отнести следующее: любовь – переменчивое состояние, она либо усиливается, либо ослабевает; став широко известной, она обычно умирает. Сама ее природа как нечто непостижимое одновременно является самым возбуждающим фактором, и пока любовь сопровождает человека на протяжении жизни, ревность будет обострять чувства куртуазных любовников. Куртуазная любовь – своего рода одержимость, легче всего переносимая при постоянном созерцании объекта страсти.

К XIV в. понятие куртуазной любви уточнил один анонимный поэт. В своих десяти заповедях любви он выступил в защиту Веры, или Честности, Внимания, Благоразумия, Терпения, Таинственности, Рассудительности, Упорства, Сострадания, Меры, или Умеренности, и Милосердия. Любовник в «Прошении своей госпоже» Чосера так долго страдал, что клянется подчиняться возлюбленной во всем, чего бы она ни пожелала, и скорее умрет, чем обидит ее, умоляя лишь о малой толике благосклонности. Вот его личная версия куртуазной любви:

Но я, и жизнь моя, и смерть принадлежат тебе,

И я молю тебя, покорствуя судьбе,

Со мною все твори, что радость подарит.

…

А позже, дорогая, пошли мне избавленье от боли и мученья,

Даруй мне утешенье, надежды просветленье.

Ведь кроме тебя нету того, кто без сомненья

Утешит беспокойство и сердцу даст терпенье в заботливом смиренье.

Мучительная, целомудренная и восхитительная куртуазная любовь составляла источник рыцарской добродетели. Именно по этим причинам она нередко бывала непорочной – как потому, что сексуальные отношения разрушили бы идеалы потенциальных любовников, так и потому, что в некоторых своих проявлениях куртуазная любовь и была по сути своей непорочной. Как говорилось в песне одного трубадура, «целомудрие возникает из любви»[945].

Во Франции это выразилось в особом проявлении искусства, имитирующего жизнь. В 1400 г. король Карл VI Безумный создал Суд любви, перед которым должны были представать поэты перед тем, как читать свои стихи и доказывать, что их любовная лирика шла от сердца. «Каждый должен писать лишь о своей подлинной любви и ни о чьей другой» – таково было одно из правил Суда любви. Другое состояло в том, что содержание стихотворения должно было льстить даме или быть достойным ее одобрения. (Чосер следовал этому правилу, когда писал прозаический пролог к «Легенде о славных женщинах»[946].)

В определенной степени куртуазная любовь переходила со страниц литературных произведений в реальную жизнь в качестве своего рода образца для ухаживания и обольщения. Добиваясь расположения избранниц своего сердца, придворные Генриха VIII пользовались стихами Чосера и сознательно утаивали собственные дела сердечные (а порой и телесные забавы). Со своей стороны, Генрих VIII был менее успешен в ограничении себя фразами, свойственными проявлениям куртуазной любви. В письме к Анне Болейн, не тратя много слов на ее заверения в своем обожании и готовности к услугам, он решительно и недвусмысленно – и отнюдь не целомудренно – писал ей о страстном желании «целовать свою милашку»[947].

Многое логично связывает манерное почитание тех, чье положение в обществе при феодализме выше, с куртуазной любовью, перенося это подобострастное внимание на недоступную, красивую, часто старшую по возрасту и замужнюю женщину знатного происхождения. Самыми известными куртуазными любовниками принято считать литературных персонажей – сэра Ланселота и королеву Гвиневру, но, поскольку в большинстве версий их отношений повествуется об их интимной близости, эта история не является целомудренной разновидностью традиции куртуазной любви.

Та же черта – целомудрие – связывает куртуазную любовь с другой характерной особенностью феодализма – тайными обществами, в которые сначала принимали, а потом возводили в ранг традиции коллективное почитание недосягаемой женщины, вдохновлявшей почитателей на отважные и смелые подвиги. Женщины? Девы Марии, чье непорочное зачатие ранняя средневековая Церковь еще только начинала торжественно прославлять[948]. Самым известным из этих тайных обществ был орден тамплиеров – отлученных от Церкви рыцарей, дававших клятву жить в бедности, послушании и скромности, посвятив себя (опять-таки непорочно зачатой) Деве Марии. В отличие от светских собратьев, чья куртуазная любовь влекла за собой потребность в личном уходе за внешностью из уважения к даме сердца, независимо от того, были отношения с ней невинны или нет, воздерживавшиеся от половых отношений тамплиеры, по утверждению св. Бернарда Клервоского, «никогда не причесывались, редко мылись <и носили> густые и лохматые бороды, ходили потные и покрытые пылью с пятнами от доспехов и жары на одежде»[949].

Столетия имитации жизни в литературе и искусстве превратили куртуазную любовь в романтическую – пылкое чувство к недосягаемой возлюбленной. Оно составляло явление слишком высокого порядка, чтобы практично укладываться в прокрустово ложе брака, проверку временем, буднями повседневности и неизбежно надвигающейся старостью. Бесценное мгновение распознания любимой, традиционно стилизованное ухаживание, обмен восторженными фразами, выписанными на надушенной бумаге, одержимость навязчивым желанием постоянно думать друг о друге становились отличительными чертами нового типа любви. Масла в огонь подливала сексуальная привлекательность, как и у любовников эпохи куртуазной любви, однако и при романтической любви половые отношения никогда не стояли у возлюбленных на первом месте.

Как и в литературе, романтическая любовь, разгораясь и воспламеняясь, выражалась во флирте и соблазне, обостряя возбуждение влюбленных достоинством ритуалов галантного обхождения, сердечными муками, восторженными свиданиями, полными бурных излияний чувств посланиями, и все это во имя сильнейшей, хотя и мимолетной любви. Иногда такая любовь была намеренно целомудренной. Но даже в тех случаях, когда это было не так, сексуальные отношения обычно сдерживались осложнениями, определявшимися направленностью их развития и характером. В зависимости от вашей точки зрения, банальность половых отношений для любовников либо на время откладывалась, либо влюбленные были обречены на то, чтобы таких отношений у них и вовсе не было. Столетия куртуазной и романтической любви стали вызовом для тысяч влюбленных. Как бы то ни было, их большинство выходило из такого состояния, сохранив добродетель от искушения.