– Ну конечно.

Я напускаю на себя серьезный вид, но, к сожалению, не могу не улыбнуться.

– Прекрасно видно, когда ты врешь. Я же тебе говорила, чтобы ты всегда мыл руки.

– Но я их помыл утром и не выходил на улицу, значит, это не ложь!

Я вижу, как Джин поворачивается, и на секунду ее взгляд, кажется, становится жестким: она готова открыть рот, что-то мне сказать, но словно передумывает, решает этого не делать и, наконец, улыбается.

– Ну хорошо, допустим. Но только никогда об этом не забывай.

– Конечно, нет, я же тебе пообещал.

Я вижу, как у нее напрягается спина. Она больше не отвечает, а уходит в спальню. «Как странно, – думаю я про себя, – но по сути это нормально, она недавно родила и еще в напряжении».

Начиная раздеваться, Джин обдумывает эти слова: «Я тебе это обещаю». «Да что ты говоришь? А как же ребенок, который у тебя есть, но ты мне про него не рассказывал? Может, ты даешь мне обещание никогда с ней не видеться – и при этом снимаешь квартиру, где ты трахался еще позавчера? Да нет, скажи мне, объясни мне, что это за обещание на сей раз? Или мне лучше согласиться с Эле, что я должна забыть эту историю – и ради блага Авроры, и ради моего собственного. Мне очень больно, а сейчас, когда я так слаба, это самое худшее, что могло бы со мной случиться. Я должна делать вид, что ничего не произошло, что я ничего не обнаружила, что ее никогда не существовало, что он не козел, хотя он, разумеется, еще тот козел». И она встает под душ, пытаясь успокоиться.

Вскоре Джин выходит из комнаты – одетая и накрашенная. На ней черные брюки и белая кофточка. Она очень элегантная и по-особенному симпатичная. Увидев ее, я удивлен.

– Ой, а я уже не помню, когда мы выходили вместе. Еще даже не пришла няня.

– Няня уже пришла, потому что это ты…

– Ах, так это я?

– Да. Я бы никогда не взяла няню к такой маленькой девочке. Я уже не очень доверяю моей матери, хотя она и была отличной сиделкой, или Маре, которая нам так давно помогает по дому. Что уж говорить о посторонней женщине, которая бог знает что сделает, если Аврора случайно заплачет.

– В общем, мне кажется, я понял, что ты уходишь одна…

– Конечно, пользуюсь этим моментом, когда ты вынужден быть «мамом». Да и, к тому же, может, ты и не помнишь, но я тебе позавчера говорила, что сегодня у меня ужин с коллегами из бюро.

– И точно, теперь припоминаю. Ну хорошо, я мам для любых целей, я это знал и не могу отступать. А куда вы идете ужинать?

– Думаю, в ресторан «Дюке» или «У Коко», на бульваре Париоли. Они мне говорили, что ходили туда в прошлый раз, но я не пошла, была занята с Авророй. Мы тогда были с ней вдвоем, и это было что-то особенное. Она спокойно ела у меня в животе, а меня тошнило! Зато теперь, когда я произвела на свет маленького Чужого, было бы справедливо, чтобы я опять стала свободной, а ты бы занимался ребенком по крайней мере девять месяцев, и так мы сравняемся по времени… В последнее время ты был слишком свободным, а когда слишком много свободы, это вредно!

– И кто мне это говорит? Режиссер фильма «Двенадцать лет рабства»?

– Нет, мама монахини из Монцы.

– Ого, забавно! И кто тебя этому научил?

– Издержки моей школьной эрудиции. – Она делает поклон, целует меня и улыбается. – Если будут проблемы с Авророй, позвони мне. Но я уверена, что ты будешь прекрасным мамом… Если проголодаешься, я оставила тебе еду на столе, на кухне. Если хочешь, разогрей в микроволновке, хотя будет вкусно и так.

– А…

– А ледяное пиво в холодильнике.

– Хорошо. – Я не знаю, что сказать. – Ты читаешь мои мысли, ты само совершенство.

Джин, улыбаясь, закрывает дверь, хотя на самом деле она вне себя от ярости. «Ну да, я так хорошо читаю твои мысли, что никогда не замечала, что у тебя есть другая. И я такая совершенная, что ты искал несовершенство где-то в другом месте – может, потому, что так слаще, или потому, что я тебе надоедала. Ну что ж, тогда и я тоже хочу познать несовершенство. Хочу посмотреть, не будет ли мне лучше, если я стану такой же несовершенной, как и вы».

Когда, приехав на улицу Туниса, она сразу же находит парковку буквально в нескольких шагах от ресторана, это кажется ей хорошим знаком. Она опускает солнцезащитный козырек и разворачивает зеркальце. Проверяет свой макияж, пальцем правой руки трогает уголки глаз, а потом видит, как из бара «На дне моря» выходит он. Тогда она выбирается из машины, закрывает ее и, улыбаясь, идет до тех пор, пока он ее не замечает.

– Привет… Не могу поверить… Представляешь, я был уверен, что ты не придешь.

– Знаешь, если бы я хотела сделать что-то подобное, то я бы тебя по крайней мере предупредила. Я совсем не хочу терять работу!

Никола смеется.

– Я забронировал столик внутри. Так будет лучше, да? – И он ей немного лукаво улыбается, но потом пытается оправдаться: – Просто сегодня вечером немного ветрено.

– Да, внутри, думаю, отлично.

Никола подходит к столику, отодвигает стул, чтобы дать ей сесть, а потом садится и сам.

– Здесь готовят вкуснейшие морепродукты, раз уж ты, наконец, можешь их есть.

– Я должна за собой следить… Мне кажется, люди думают, что я все еще беременна.

– Не говори глупостей. Ты почти не поправилась, и, должен тебе сказать, ты самая красивая мама, которую я когда-либо видел.

– Потому что все девушки, которых ты знаешь, без детей! Такой комплимент сделать мне легко.

– Неправда, учти, я знаю многих мамочек. Мне же тридцать лет, и у множества моих школьных подруг уже есть дети. Так вот, ни одна из них не может с тобой соперничать.

Джин ему улыбается: этот комплимент был очень милым.

– Спасибо.

– Не за что, учти, я говорю правду, иначе я бы пошел ужинать с одной из них.

– Ну конечно!

Этот комплимент уже не такой милый.

Они заказывают большое блюдо морепродуктов, ассорти из креветок и жареных рыбок, половину порции карбонары с кусочками меч-рыбы и запеченное филе тунца с семенами кунжута. Ужин изумительный, с холодным белым совиньоном в придачу.

– Отличное вино! – Джин пьет его с большим удовольствием, но это ассорти с чипиронес почти не ест. Никола продолжает подливать ей вино.

– Действительно, смаковать его одно удовольствие.

Джин ему улыбается.

– Ты и не представляешь, как это здорово – пить и есть, ничего не опасаясь.

– Нет, не знаю. Но зато я знаю, как это прекрасно – провести вечер с тобой. Я всегда об этом мечтал. И ты это знаешь.

Джин улыбается, но, странное дело, не краснеет. Она словно чувствует себя уверенной, твердой в своем намерении, дерзкой в своем желании быть счастливо несовершенной, изменять, если уж это теперь модно.