Вот и стала популярна фотография больше, чем живопись.

Еще одна серьезнейшая проблема была в том, что на начальном этапе иллюзионисты проигрывали всем. Убить слабого иллюзиониста было куда легче, чем слабого рукопашника или бойца, специализирующегося в ниндзютсу. По-настоящему опасным становился только сильный и опытный мастер в гендзютсу, а до такого уровня большинство не доживало. Мне это чем-то напомнило прокачку мага в классических РПГ по вселенной "Подземелий и драконов". Там тоже маг поначалу был слабее всех: воинов, лучников, жрецов и даже воров. Зато потом все кардинально менялось.

В моем случае это значит, что иллюзии Сакуры ей в драке с другими генинами мало чем помогут. А вот навыки Куренай в гендзютсу поставили ее в один ряд с лучшими джонинами деревни, а Итачи в манге вырубил Какаши одной иллюзией.

Еще одна проблема была общей для всех направлений искусств шиноби — не было доступных знаний. Даже не во всех кланах были хоть сколько-то серьезные знания в области гендзютсу. Нет опытного наставника? Нет записей, книг и учебных пособий или оставшихся от кого-то знаний? Изобретай велосипед, как хочешь. Это тоже была одна из причин, по которой многие не решались основательно браться за гендзютсу.

После гибели кланов Учих и Сенджу, а также фактического вымирания клана Курама, в Конохе практически не осталось действующих мастеров гендзютсу. Когда я узнал об этом, мне аж поплохело.

Как?!

Юхи Куренай, как ее еще льстиво называли — Повелительница Иллюзий, едва тянула на среднего по силе иллюзиониста из клана Курама. Хотя в наличии такой был только один — глава клана. Все остальные мастера гендзютсу были еще хуже.

После того, как я продрался через объяснения, все хитромудрые восточные коаны, иносказания и мудрствования, то казалось, что суть гендзютсу была проста как палка.

Своей чакрой ты пересиливаешь чакру противника в районе головы и паришь ему мозги: насылаешь на него иллюзии или просто вырубаешь его.

Но тут как в песне: "Вообще-то, знаешь... план был неплохой. Немного подкачало исполнение".

Так вот с последним как раз все было непросто.

Чтобы подрубиться к чужим чувствам, нужно перебороть естественную ауру из чакры и воли, пересилить или обмануть их: проломить или обойти защиту врага. При этом одно без другого не могло противостоять иллюзионисту. К примеру, взять Наруто — чакра у него густая, плотная и сильная с огромным преобладанием ян-компоненты, и именно из-за этого он даже не заметит чужой чакры в своей системе и проворонит атаку. И не поймет, что он уже в гендзютсу. И его железная воля и упертость ему ничем не помогут.

Больше того, толковый мастер иллюзий при этом потратит мизер чакры — он по-хитрому закрутит эмоции и чакру Узумаки так, что они сами будут поддерживать атакующий разум конструкт. Но такое возможно только в случае большой разницы в уровне владения гендзютсу. При сопоставимом уровне такой фокус не прокатит.

Как можно было воздействовать чакрой на врага? Самыми разными способами. Окутать всю территорию своей чакрой и создавать иллюзии или морочить находящихся на этой территории противников, как это делали мастера гендзютсу среди Сенджу. Или можно было послать точечный импульс в одну единственную точку головы противника и сделать его своей марионеткой, как это делали Учихи.

Способы были разные, а суть всегда одна и та же — воздействие чакрой на мозг и сенсорику противника.

В принципе, после того, как меня действительно начали чему-то учить, а не просто парить мозги и говорить загадками, как раньше, то дело начало сдвигаться с мертвой точки. Но Узумаки я сюда притащил не для этого, а по совсем другой причине.

Пока Наруто непринужденно болтал с Якумо, я обратился к своей собеседнице:

— Оборо-сан, согласно нашим договоренностям, вы будете учить только месяц. Но если я буду заниматься только гендзютсу, то Наруто-кун не будет готов к экзамену и может пострадать. Поэтому я прошу вас по возможности перенести обучение на период после экзаменов. У меня в сутках не сорок восемь часов, и я физически не могу совмещать свои и его тренировки.

Оборо сделала вид, что разглаживает складки на кимоно, явно ожидая, что я скажу что-то еще сверх этого. А я промолчал, задумавшись о времени.

Бросить работу в госпитале я не мог, потому что взял на себя обязательства и отступить от них будет некрасиво как минимум. Но об этом нет смысла говорить, не ожидая встретить понимания.

Анко и так меня почти не видит, а тайдзютсу с Монтаро мы с мелким посещаем через раз, а вот к Рею он ходит стабильно. В общем, свободное время больше взять неоткуда, кроме как здесь.

Оборо фыркнула, нарушив паузу, и задумчиво оглянулась. Из беседки Наруто и Якумо давно переместились на лужайку под деревом, где мелкий с жаром что-то рассказывал и показывал на куске глины. В коричневом комке можно было опознать зайчонка, прижавшего уши к спине.

— Хорошо.

Голос старушки прозвучал неожиданно, так что я вздрогнул.

— Надеюсь, Наруто-кун будет к нам заглядывать почаще. Якумо-чан робеет за стенами квартала и прячет страх за безразличием. Ей сложно найти друзей.

Собственно, для этого я Наруто сюда и приволок — разжалобить эту бабушку.

— Понятно, — заулыбался я, — думаю, что с Наруто у Якумо-чан они обязательно появятся.

— А теперь практика, — хлопнула сенсей в ладоши, — я сниму защиту, а ты попробуй меня дезориентировать.

В ответ на мою удивленную мину сенсей пояснила, что раз уж я пришел, то сегодня будет полноценное занятие.

— Представь что-то шумное, перегружающее чувства, и вложи в технику. Не спеши, подумай над образом.

Тоскливо поглядев на детвору, я задумался и придумал:

— Оборо-сенсей, идея на этот счет у меня есть, но хочу предупредить.

Старушка вежливо улыбнулась, будто говоря: я всякое повидала.

— Образ, который вы увидите, плод моего воображения, и в реальности такого не существует. У меня богатое воображение. А родственники говорят, что больное.

Надо сказать, что старушка заинтересовалась.

На мгновение Оборо погрузилась в привычный любому жителю мегаполиса шум: гудки, визг тормозов, голоса, мигающая реклама, толпы людей. Поместил я сенсея на оживленную улицу в час пик, значительно превысив громкость звуков, да еще наушники "подарил". Судя по ошалелому виду, тяжелый рок — это не ее.

— Что это было? До сих пор в ушах звенит. Очень странные люди и город. Впервые вижу что-то подобное.

— Воображение, — скромно ответил я и после добавил: — Ну, и моя гениальность, конечно же.

Оборо сенсей