– Пожалуйста, перестаньте, – попросила Кэлен. – Оба. Это слишком серьезно, чтобы ссориться.

– Буду ссориться, если хочу, – запротестовал Зедд.

– Это быть верно, – погрозила тонким пальцем Эди. – Мы быть достаточно стары, чтобы ссориться, если хотим.

Кэлен улыбнулась сквозь слезы.

– Конечно, можете. Просто после того, как Уоррен... С некоторых пор я терпеть не могу, когда люди тратят жизнь на пустяки.

На сей раз взгляд Зедда стал по-настоящему сердитым.

– Тебе еще предстоит узнать кое-что, дорогая, если ты не понимаешь, насколько важно ссориться.

– Это быть верно, – подтвердила Эди. – Ссоры помогают оставаться в форме. Когда ты стар, тебе необходимо поддерживать форму.

– Эди совершенно права, – сказал Зедд. – Я лично считаю...

Кэлен заставила его замолчать, стиснув в объятиях. Эди к ним присоединилась.

– Ты уверена в своем решении, дорогая? – спросил Зедд, когда они разомкнули объятия.

– Да. Я намерена вонзить меч прямо в брюхо Ордена.

Зедд кивнул, обхватив костлявыми пальцами ее затылок. Он привлек Кэлен к себе и поцеловал в лоб.

– Раз уж ты должна ехать, то скачи быстро и бей как можно сильней.

– Ну в точности мои мысли, – произнесла вошедшая в палатку Кара.

Кэлен показалось, что голубые глаза Кары чуть влажней, чем обычно.

– Ты в порядке, Кара?

– Что за вопрос? – нахмурилась Морд-Сит.

– Так, ничего, – ответила Кэлен.

– Генерал Мейфферт предоставил нам шесть самых быстрых лошадей. – Кара улыбнулась. – Так что у нас будут сменные кони, и мы сможем быстро покрыть большое расстояние. Все припасы я приказала загрузить на лошадей.

– Если уедем сейчас, то сможем удрать от зимы. Карта у нас есть, так что сможем держаться подальше от путей, какими следует Орден, и избегать больших населенных пунктов. Там есть и хорошие дороги, и открытая местность. Думаю, если поскачем быстро, то доберемся туда через несколько недель. Максимум через месяц.

Зедд встревожился:

– Но Орден контролирует большую часть южных Срединных Земель. Там теперь опасно.

– У меня есть план получше, – лукаво усмехнулась Кара. – Мы отправимся туда, где местность мне хорошо знакома, – в Д'Хару. Отсюда двинемся на восток, через горы, затем на юг через Д'Хару. Главным образом по открытой местности, где сможем сэкономить время. Потом вниз по Равнинам Азрита, и выберемся к Керну далеко на юге. Там, где речная долина начинается у гор, свернем на юго-восток прямо в сердце Древнего мира.

Зедд одобрительно кивнул. Кэлен нежно обвила пальцами руку старого волшебника.

– Когда ты отправишься в Замок?

– Мы с Эди поедем завтра утром. Думаю, лучше тут не задерживаться. Сегодня утрясем все военные вопросы с офицерами и сестрами. Полагаю, как только население полностью покинет Эйдиндрил – и когда выпадет достаточно снега, чтобы окончательно законопатить тут Орден до весны, – нашим людям надо будет потихоньку уходить из этого места и отправляться через горы в Д'Хару. Переход в зимних условиях долгий, но если нет необходимости прорываться с боями – это будет не так трудно, как могло бы быть.

– Так будет лучше всего, – согласилась Кэлен. – Это на какое-то время выведет наших людей из-под удара.

У них не будет меня, чтобы сражаться магией против магии, но останутся Верна с сестрами. Теперь они уже знают достаточно, чтобы суметь защитить войска от магических атак. Во всяком случае, пока что.

Эти слова повисли в воздухе, так и не произнесенные вслух.

– Я хочу до отъезда повидать Верну, – сказала Кэлен. – Думается мне, ей пойдет на пользу необходимость заботиться о других. А потом хочу повидаться с генералом Мейффертом. Ну а потом нам лучше трогаться в путь. Дорога предстоит долгая, и я хочу оказаться на юге прежде, чем нас засыплет снегом.

Кэлен напоследок еще разок крепко обняла Зедда.

– Когда увидишь его, – прошептал Зедд ей на ухо, – передай моему мальчику, что я очень его люблю и жутко по нему скучаю.

Кэлен кивнула, уткнувшись ему в плечо, и произнесла явную ложь:

– Ты увидишь нас обоих снова, Зедд. Обещаю.

Кэлен вышла из палатки Зедда. Все вокруг было покрыто снегом, и весь мир казался вырезанным в белом мраморе.

Длинным плавным движением, ловко направляя пальцами напильник, Ричард вел стальной инструмент вниз по складке одежды, навечно застывшей в белом мраморе. Сконцентрировавшись на том, чтобы вести инструмент ровно и с постоянным нажимом, Ричард был полностью захвачен работой.

Напильник, с сотнями рядов тонких насечек, аккуратно стесывал шероховатости с благородного камня. Ричард орудовал напильником с такой же уверенностью, как действовал любым клинком. Он не глядя положил напильник на подставку, стараясь ни за что не зацепить, чтобы не затупить раньше времени. Взяв другой напильник, с еще более тонкой насечкой, он принялся доводить то, чего не мог сделать предыдущим.

Белыми, как у пекаря, пальцами Ричард ощупал поверхность руки мужчины, выявляя трещины. Пока мрамор не отполирован, мелкие трещины зачастую легче нащупать, чем увидеть. Найдя их, повел по ним напильником, проверяя рукой результат, ощупывая мускулы. Теперь он снимал пласты камня не толще бумажного листа.

Чтобы дойти до этой стадии, потребовались месяцы. Ричард наслаждался тем, что уже близок к завершению. Дни проходили один за другим, в бесконечной работе, днем, на стройке, – в изготовлении смерти, а ночью – ваяя жизнь. Ваяние для Ордена уравновешивалось ваянием для себя – рабство против свободы.

Когда кто-нибудь из послушников интересовался статуей, Ричард тщательно скрывал, что испытывает удовольствие от ваяния. И для этого мысленно представлял ту модель, которой ему было велено следовать. Он всегда почтительно склонял голову и докладывал, как движется отработка епитимьи, заверяя, что все идет по графику и статуя будет завершена вовремя и установлена на площади ко дню освящения.

Ударение на слове «епитимья» помогало направить их мысли в другом направлении, подальше от статуи как таковой. Послушники были всякий раз куда больше довольны тем, что он вкалывает на износ на двух каторжных работах, чем интересовались какой-то там очередной каменной фигурой. Скульптуры были повсюду. И все, как одна, являли собой всю низменность человека. В точности, как в их вселенной каждый человек в отдельности не имел значения, так же не имела значения и одна статуя. Именно невообразимое количество скульптур должно было стать основным доказательством человеческого ничтожества. Скульптуры были всего лишь декорациями на сцене, с которой Братство Ордена проповедовало о самопожертвовании и спасении.