class="p1">Только в воздухе, стремительно несясь вниз, к своей гибели, юноша понял, что он бескрылый.

Два путника…

Два путника ехали на верблюдах по степи. Ехали день, ехали другой, несколько дней. Путники были не новички в этом крае, они хорошо знали язык пустыни, молчали, берегли силы для дальнего пути. За день если они обменялись двумя-тремя словами, считай, что разговорились.

Горячий песок поскрипывал под копытами верблюдов, колокольчики слабо позванивали, не нарушая тишины и зноя, тени от путников вытягивались, неотступно шли рядом, молчали, как и путники.

На исходе пятого дня впереди показались верхушки минаретов.

— Минареты… Слава аллаху, подъезжаем, — сказал один путник другому.

— Какой ты болтун, приятель, — ответил тот. — Эти минареты вижу и я.

Хитрый вор

Амбарцум-даи, подбадривая осла палкой, приближался к своему саду и вдруг увидел: кто-то в нем хозяйничает, режет виноград и кладет себе в корзину. Он подъехал близко и крикнул через забор:

— Кто там режет виноград? Эй?

Из сада послышался ответ:

— Амбарцум-даи, хозяин сада. Кто беспокоит его?

— Бо, — опешил Амбарцум-даи. — Если ты Амбарцум-даи, кто же я?

— Что ты меня спрашиваешь? Я тебя не крестил. Ступай лучше спроси в селе, кто ты?

Старик, повернув осла, помчался в село.

— Люди, кто я? — вопрошал он.

— Амбарцум-даи, — ответили ему немало удивленные односельчане.

— Если это я, то кто же тот, что в моем саду режет виноград? — сказал старик.

Мальчик из Карабаха

Мальчик был хилый, хворый. Долго размышлял отец, как помочь сыну избавиться от недуга, стать сильным.

Думал, думал крестьянин, и вот что он придумал. Во дворе только что отелилась корова. Отец поместил новорожденного теленка на крыше своего дома, и сын должен был каждый день утром и вечером перед дойкой по шаткой лестнице спускать теленка с крыши и снова водворять его на место после дойки.

Теленок махонький, и хилый сын легко это делал. Но с каждым днем теленок прибавлял в весе, юноша как ни в чем не бывало спускал и поднимал его по лесенке. Теленок стал быком, а юноша по привычке без труда поднимал его.

Когда ваш сын не ест то, что ему дают, ленится ходить в школу пешком, расскажите ему эту притчу о мальчике из Карабаха.

Жили два соседа…

Два соседа, два села — Спитакгюх и Кармиргюх. Спитакгюх раскинулся на склоне одной горы, Кармиргюх — на склоне другой. Их разделяла небольшая долина, хорошо ли, худо ли, кормила оба села.

И хоть в беде соседи не оставляли один другого, но частенько ссорились. Все из-за этой долины. Летом, кто раньше проснется, раньше спустится в долину, тому и урожай. Кто снесет такое?

— Бог всевидящий! — жаловались спитакгюхцы, простирая руки к небу. — То, что ты на этой горе создал Спитакгюх, ты поступил правильно. За это тебе земной поклон. Но что напротив нас посадил этот вздорный Кармиргюх… Прости нас, господи, малость промахнулся. Просим тебя, исправь свою ошибку.

Кармиргюхцы не оставались в долгу.

— Бог всевидящий! — взывали они. — Ты поступил правильно, создав на этой горе наш Кармиргюх. За это тебе низкий поклон! Но к чему напротив нас посадил этот вздорный Спитакгюх…

Спитакгюх и Кармиргюх живут и поныне. Золотая долина и сейчас кормит оба села, но что-то никто не помнит, чтобы соседи ссорились из-за нее, призывая в помощь всевышнего.

Не те времена!

Дрессировщик

Молодой дрессировщик вдруг почувствовал страх. Ему казалось, что львы так и ждут случая, чтобы накинуться на него.

Дрессировщик знал — с такими мыслями нельзя входить к зверям, и мужественно отгонял их от себя. Но каждый раз, когда он оказывался в вольере, его била дрожь: он боялся зверей.

О своих подозрениях молодой укротитель поведал учителю, старшему дрессировщику. И попросил, чтобы тот пришел проверил.

Старший дрессировщик, побыв со львами, тоже остался недовольным.

— Как же быть? — спросил ученик. — Может, отказаться? Сдать их в зоопарк?

— Нет, зачем отказываться? Сменить тумбы, — посоветовал учитель. — Эти тумбы слишком широки и удобны для львов, у них остается много времени на разные размышления.

Тумбы сменили, их заменили узкими и неудобными для сидения, и звери, занятые заботами о себе, забыли о дрессировщике.

Ветвь туты

Видели ли вы ветвь туты? Ветвь как ветвь, ничего необычного. Но, если приглядеться, на ней видны затвердевшие мозоли… Эти мозоли — засеченные места, по которым бьют дубиной, осыпая с веток ягоды, наши садоводы.

Сколько лет стоит это дерево, столько же лет сыплются на него эти удары. Но приходит срок, и дерево снова щедро украшает ветви белым ожерельем ягод.

Исстари известно: великий гнет создает великое сопротивление.

Магистр философии

Он славился ученостью и завидной судьбой. В двадцать три года он стал магистром философии. Назубок знал Канта, Фейербаха, Гегеля. Знал Эйнштейна, имел открытие в кибернетике, но был равнодушен к утренней росе на примятой траве, к горной вершине, озаренной восходящим солнцем, закрывал уши от пересвиста птиц. Не ощущал радости от первых подснежников, дружными семейками пробрызнутых среди проталин, пахнущих сыростью и пробуждением земли…

Таких я лично жалею, как людей, в чем-то ущемленных!

Треугольник улетающей стаи…

Видели осенью высоко в небе четкий треугольник улетающей стаи журавлей с вожаком впереди?!

А многие ли знают, какая предшествует потасовка, сколько раз перемешиваются, меняются местами журавли, пока не вытянется этот гармонически колеблющийся клин, этот строгий треугольник, пока не определится вожак.

Там, в стае журавлей, никакие заслуги, кроме летных, не могут обеспечить место вожаку. Каждому журавлю в стае.

Курица-несушка

Курицу-несушку заключили в золотую клетку и стали обильно кормить ее. А сделали это из любви к курице, по доброте. Зачем ей, курице-несушке, целый день слоняться по свету в поисках корма, если можно освободить ее от лишних забот-хлопот?

Курица ела, пила вдоволь, не зная недостатка, но только она стала носить взаперти, в клетке из золота, яйца без скорлупы.

Хозяин выпустил птицу на волю. Но и на воле курица приносила яйца без скорлупы. Она разленилась, разучилась собирать и отбирать необходимое для скорлупы вещество — известь.

Раздумье в приемной

Дверь была обита серой клеенкой. За ней ответственный товарищ, важное лицо. Когда-то мы с ним вместе учились. При встрече кланяемся, вспоминаем разные забавные случаи из университетской жизни, а теперь я жду приема к нему. Он знает, что я жду, и не торопится принимать меня.

Делать нечего, я начинаю перебирать в памяти университетских товарищей. Черт возьми, все вышло шиворот-навыворот. Лева Арзуманян, отличный студент с феноменальной памятью, которому все прочили карьеру ученого, стал журналистом средней руки. Серый, ничем не примечательный Геворкян, окончивший университет на тройки, стал кандидатом. Его имя известно в городе.