расстреляна на месте»[2921]. Всего из примерно 5 тыс. восставших было уничтожено до 1 тыс. человек[2922]. Обнародованы сведения о том, как тройка Амурского губотдела ОГПУ в массовом порядке расстреливала тех, кто обвинялся в какой-либо причастности к восстанию, причем сперва обвиняемых жестоко пытали[2923].

Красный бандитизм процветал на дальневосточных территориях до середины 1920‐х годов. Его опорой все так же были партизаны, составлявшие основу НРА и в обилии присутствовавшие среди чекистов, милиционеров и представителей власти, в том числе высшей. По сравнению с Сибирью, в ДВР и Дальневосточной области куда большее число красных бандитов смогло проникнуть в самые верхние эшелоны власти. Особенно заметно было их присутствие в охранных структурах, для которых применение красного бандитизма стало традицией.

Еще в сентябре 1921 года директор Госполитохраны Г. И. Быков в секретном циркуляре приказывал местным органам ГПО – для улучшения имиджа ДВР в связи с начавшимися переговорами с Японией в Дайрене – временно «никаких секретных судов и расстрелов не производить», «не допускать широкого, бесцельного и вредного для РКП пользования методами провокаций» и пока «отказаться от чекистских методов ликвидации врага на месте преступления»[2924]. Однако каких-либо результатов этот циркуляр не принес. В Приморье ГПО произвела 9 и 10 октября того же года массовые аресты в рамках ликвидации «заговора» среди каппелевцев: из 120 арестованных пятерых просто утопили[2925]. Завсетью информационной части Военотдела ГПО Ян Рейнгольд в январе следующего года жаловался, что большинство сотрудников «имеют определенные партизанские привычки… очень склонны к активности – уничтожению контрреволюции в один миг, не задумываясь над окружающей обстановкой»[2926].

Во второй половине ноября 1922 года полпред ГПУ по Сибири Павлуновский писал И. С. Уншлихту конкретно об опасностях партизанщины и предлагал решительные меры борьбы с ней: как разоружение партизанских отрядов[2927] и очистку НРА от «партизанских элементов», так и смену всего состава партийных и советско-профсоюзных работников – с переброской дальневосточных кадров в Сибирь и остальные части России и заменой их новыми работниками[2928]. Но даже после советизации ДВР сам Павлуновский не сразу смог добиться от Дзержинского присылки хотя бы полутора десятков опытных чекистов для качественного улучшения работы основных подразделений бывшей ГПО[2929].

Не помогла и огромная чистка милиции: к началу 1923 года в Дальневосточной области за нарушения законности, злоупотребления властью, а также безграмотность уволили до 40% милицейского состава[2930]. Однако наказания, понесенные криминальными руководителями силовых ведомств, были обычно символическими. Так, начальник Зейской уездной милиции И. И. Сурин, обвинявшийся в незаконных арестах и издевательстве над арестованными, присвоении «общественных сумм», золота и платины, был решением ДВ ЦКК РКП(б) в феврале 1922 года исключен из партии «навсегда», но только полтора года спустя партийные власти направили его дело в трибунал[2931]. В 1924 году был откомандирован начальник милиции Дальневосточной области М. Я. Воскобойников, исключенный затем из партии не только за отнесение личных расходов на счет государства, но и за то, что «его участие в избиениях было вполне доказано»[2932].

Забайкалье и Дальний Восток долго оставались территорией, где то и дело организовывались тайные убийства с целью углубления социальной чистки либо просто из личных счетов. Негласно уничтожались и уголовные элементы, и ненужные сексоты из числа контрабандистов, и те, в ком власть видела нелояльных или опасных лиц. В октябре 1922 года прямо в здании Нерчинско-Заводского укома РКП(б) коммунистами, включая уполномоченного ГПО ДВР и командира ЧОН, был задушен житель Александровского Завода, кандидат в члены партии Я. Я. Козловский, обвиненный по доносу как агент белых эмигрантов. Секретарь укома И. Рыбаченко выступил укрывателем убийства. Виновных первоначально исключили из партии, но Забайкальский губком не утвердил этого решения, а уголовное дело было прекращено. И в 1924 году все убийцы, переброшенные в соседний уезд, были восстановлены в РКП(б) со строгими выговорами за «превышение власти»[2933].

Постоянно убивали, как и в годы партизанщины, представителей духовенства. Так, в 1923 году в селе Спасском Никольско-Уссурийского уезда большевики привязали местного священника к кровати и ножом сдирали с него кожу, пока не замучили до смерти, при этом жену и детей мученика заперли в соседней комнате. В том же уезде в селе Зеньковка в феврале 1924 года из засады был застрелен священник Вячеслав Лашков[2934].

В Чите в 1924 году был отмечен расстрел милицией примерно 15 сифилитиков из криминальной среды, которых совместным тайным решением высших партийно-чекистских кругов Забайкалья было решено ликвидировать как неизлечимых во всех смыслах. Дело всплыло из‐за ошибочного расстрела здоровой женщины, однако закончилось умеренными наказаниями для всех организаторов расправы[2935]. В ноябре 1925 года руководивший аппаратом контрразведки Приморского губотдела ОГПУ Н. М. Шнеерсон отправил начальнику 53‐го погранотряда П. С. Панову записку: «Посылаю тебе мышьяк 25 грам[мов]. Им можно отравить 100–150 человек. Исходя из этого, ты можешь соразмерить, сколько нужно на каждого человека. На глаз нужно маленькую щепоточку»[2936]. В конце того же года читинский коммунист жаловался М. И. Калинину на бессудные убийства и неправосудные приговоры, называя имена и жертв, и виновников – областных руководителей угрозыска, суда, прокуратуры, контрольной комиссии и рабоче-крестьянской инспекции[2937].

Партизанщина долго сохраняла свое влияние на партийную часть дальневосточного села. Секретарь Борзянского укома ВКП(б) А. Л. Зызо в конце 1926 года Далькрайкомом ВКП(б) был снят с работы за «неправильную директиву» бывшему уполномоченному ГПУ Борзянского уезда Анисимову о прекращении дела секретаря Борзянской ячейки ВКП(б) Литвинцева, «по обвинению его и членов Быркинской ячейки в убийстве бывшего офицера войск атамана Семёнова, добровольно прибывшего из‐за границы, некоего Степанова». В 1929–1930 годах Зызо, добившись снятия взыскания, трудился заведующим отделами Далькрайкома ВКП(б)[2938]. Замначальника Владивостокского окротдела ОГПУ П. А. Коркин в 1928 году сообщал, что в деревне Фроловке Сучанского района «ячейка ВКП, видя растущее влияние попа, решила убить последнего, что и намеревалась провести в жизнь в первый день пасхи стрельбой в окна по попу. Итоги – на селе увеличился [религиозный] фанатизм, пал авторитет ячейки»[2939].

Пока нет возможности сколько-нибудь точно оценить демографический ущерб от действий красных бандитов, но это может быть до 10 тыс. убитых и замученных. Несомненно и то, что среди многих тысяч уголовных убийств 20‐х годов по Сибири и Дальнему Востоку, совершенных в основном в пьяном угаре, был известный процент и краснобандитских преступлений, замешенных на давней вражде. Впрочем, и сами бывшие красные бандиты не были застрахованы от расправ, замаскированных или спровоцированных повальным деревенским пьянством. Основным источником красного