Шрифт:
Интервал:
Закладка:
К счастью, остальные не признали его.
– Я точно встречался с ним где-то, – упорствовал Хареш. – Со временем вспомню. Красивый парень. Знаешь, то же самое было у меня с Латой. Я чувствовал, что видел ее раньше… Нет, я уверен, что не ошибаюсь. Пойду поговорю с ним.
Пран ничего не мог с этим поделать. Прогуливаясь между оверами, Хареш и Амит подошли к Кабиру.
– Доброе утро, – обратился к нему Хареш. – Мы с вами раньше не встречались?
Кабир улыбнулся и встал.
– По-моему, нет, – сказал он.
– Может, по работе? В Каунпоре? Я чувствую… Как бы то ни было, меня зовут Хареш Кханна, работаю в «Праге».
– Рад познакомиться, – ответил Кабир с улыбкой и пожал Харешу руку. – Может быть, мы познакомились в Брахмпуре – если вы приезжали туда по делам?
– Там вряд ли, – покачал головой Хареш. – А вы из Брахмпура?
– Да. Учусь в университете. Я люблю крикет и приехал сюда посмотреть отборочные игры. Но смотреть практически не на что.
– Ну, поле еще мокрое от росы, – попытался вступиться за игроков Амит.
– Ха, поле мокрое! – добродушно передразнил его Кабир. – Мы вечно находим себе оправдания. С какой стати Рой стал гасить эту подачу? И Умригар туда же. А то, что Хазара и Амарата выставили в шею в одном овере, – вообще ни в какие ворота не лезет. Они привезли команду, в которой нет ни Хаттона, ни Бедсера, ни Комптона, ни Лейкера, ни Мэя, – а мы все равно умудрились сесть в лужу. Мы никогда еще не выигрывали у МКК в отборочных матчах, и, если проиграем и на этот раз, грош нам цена. Пожалуй, я уж даже и не жалею, что уезжаю из Калькутты завтра утром. Правда, завтра все равно день без игр.
– И куда же вы уезжаете? – улыбнулся Хареш. Ему нравился молодой задор Кабира. – Возвращаетесь в Брахмпур?
– Нет, еду в Аллахабад на межуниверситетскую встречу.
– Вы играете в университетской команде?
– Да. Но прошу прощения, – спохватился он. – Я не представился. Меня зовут Кабир, Кабир Дуррани.
– А! – воскликнул Хареш с улыбкой, и глаза его исчезли. – Так вы сын профессора Дуррани!
В глазах Кабира был немой вопрос.
– Мы встречались всего на минуту, – сказал Хареш. – Я привозил юного Бхаскара Тандона к вашему отцу. Я даже помню, что на вас была крикетная форма.
– А-а! – протянул Кабир. – Да, я теперь тоже вспоминаю. Прошу прощения. Может быть, вы присядете? Эти два места сейчас свободны – мои друзья пошли пить кофе.
Хареш представил Амита, и они сели на свободные места.
После следующего овера Кабир обратился к Харешу:
– Вы, наверное, знаете, что произошло с Бхаскаром во время Пул Мелы?
– Да, знаю. Я рад, что он поправился.
– Если бы он был здесь, мы не мучились бы с этим австралийским табло.
– Это точно, – улыбнулся Хареш. – Мы говорим о племяннике Прана, – объяснил он Амиту.
– А женщины вечно вяжут что-нибудь во время матча, – раздраженно бросил Кабир. – Хазара выбили. Петелька. Умригара выбили. Еще один зубчик. Прямо как в «Повести о двух городах»[194].
Амита эта аналогия насмешила, но он выступил на защиту родного города.
– На трибунах для зрителей вроде нас они действительно часто приходят не столько игру посмотреть, сколько себя показать, но в целом в Калькутте любят крикет. На местах за четыре рупии люди разбираются в нем и занимают очередь за билетами с девяти вечера накануне.
– Ну да, я знаю, – кивнул Кабир. – И у вас прекрасный стадион. Трава такая зеленая, что прямо глазам больно.
Харешу это напомнило его ошибку с цветом сари Латы, и он подумал, не пал ли из-за этого слишком низко в ее глазах.
Теперь мяч стали подавать со стороны Высокого суда вместо Майдана.
– При упоминании Высокого суда я чувствую себя виноватым, – сказал Амит Харешу. Он решил, что разговор с соперником поможет его оценить.
Хареш не имел представления о том, что у него есть соперники.
– Почему? – спросил он. – Вы совершили что-нибудь противозаконное? Ах нет, я забыл, вы же сын судьи.
– Проблема в том, что я тоже юрист по образованию. Отец считает, что я должен был бы сочинять тексты судейских решений, а не стихи.
Кабир с изумлением повернулся к нему:
– Вы тот самый Амит Чаттерджи?
Амит решил, что ломаться в данной ситуации было бы некрасиво, и ответил:
– Ну да, тот самый.
– Надо же!.. Удивительно… Мне нравятся ваши стихи – очень многие, хотя, должен признаться, я не все в них понимаю.
– Я тоже.
Кабиру неожиданно пришла в голову идея.
– Может, вы приехали бы в Брахмпур почитать что-нибудь свое? У вас много поклонников в нашем литературном обществе. Правда, я слышал, вы не любите выступать с чтениями…
– Не всегда не люблю, – ответил Амит задумчиво. – Обычно – да, но если меня пригласят в Брахмпур и моя муза согласится дать мне отпуск, могу и приехать. Мне давно уже хотелось посмотреть ваш город: Барсат-Махал, форт и другие достопримечательности. – Помолчав, он добавил: – Может быть, вы хотите пересесть к нашей компании? Хотя здесь, конечно, места лучше.
– Дело не в этом, – сказал Кабир. – Я здесь с друзьями, которые пригласили меня на матч, и у меня это последний день в Калькутте, так что лучше я останусь с ними. Но для меня большая честь познакомиться с вами. И… это в самом деле не будет некстати, если вам пришлют приглашение в Брахмпур? Это не помешает вашей работе?
– Нет, – кратко ответил Амит. – Брахмпур не помешает. Пошлите приглашение моим издателям, а они переправят его мне.
Игра продолжилась и складывалась не так драматично, как прежде. Калиток, к счастью, больше не разрушали, но положение Индии было по-прежнему угрожающим.
– Жаль Хазара, – сказал Амит. – Он, наверное, потерял форму после того удара по голове в Бомбее.
– Да, ему тогда досталось, – подтвердил Кабир. – Да и сегодня нельзя винить его одного в том, что он так выступил. Удары Риджуэя – не приведи господь, а Хазар, несмотря на это, все-таки набрал сотню. Селекторам не следовало вызывать его повторно на поле. Когда капитана команды гоняют туда-сюда, это унизительно для него и плохо действует на спортивный дух всей команды. – Он продолжил задумчиво: – Я думаю, в последней игре Хазар минут пятнадцать не мог решить, выступать ему бэтсменом или боулером. Но я и сам, кстати, сейчас в полной нерешительности, так что я его понимаю. Мне хотелось увидеться с одним человеком, как