Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока мы с хозяйкой разговариваем о высокой кухне и о необходимости споласкивать куски мяса перед готовкой, чтобы вывести весь яд. А Юсуф, которому женские разговоры не интересны, таращится в разбитый унитестер, старательно починенный липкой лентой, сверху раздается громкий стук, и раздаются недовольные вопли:
— Эй вы там! Хватить жхать! Заткнитесь! Вы мешаете мне хаботать!
От неожиданности мы замолкаем, подняв глаза к потолку, а невидимый сосед сверху продолжает предъявлять претензии и колотить ногами в пол.
— Еще хаз услышу, что вы гхомко базахите о еде, спущусь и накостыляю вам по мохде!
— Что это за чертило у вас там? — немного опешив, тихо интересуюсь я, полагая, что невежливо говорить о ком-то, если он может тебя услышать. Во всяком случае, так было написано в книге об этикете для принцесс, которую я читала дома. В любой ситуации, настоящая принцесса должна быть учтивой, даже если у нее в собеседниках махровый грубиян.
— Один харчок, который тут всем должен. Хозяин хочет выставить его на мороз, за неуплату, — испуганно шепчет мамушка, смахивая с волос, насыпавшийся с потолка мусор, — воображает о себе, будто тут ему не место.
— Я вас слышу, пхидухки! — заявляет наш собеседник через тонкое перекрытие и возится в своем тесном жилище. Слышно как у него там что-то падает и гремит, катясь по полу.
— Вы можете вести себя потише, господин? — начинаю переговоры я, припомнив пару уроков вежливости из прошлой жизни. — Мы вам совсем не мешали.
И слышу в ответ, что, если я продолжу наглеть и задавать нелепые вопхосы, то схлопочу люлей первая. А потом он спустится и наваляет старухе и ее придурку сыночку, который, кстати, должен ему, потому что Хистофох его не трогал, целую неделю и теперь жхет мясо, вместо того, чтобы помнить о долгах. В общем, вываливает на меня всю эту дерзкую панораму, от которой можно рехнуться.
Глубоко и размеренно подышав, чтобы успокоиться, я бросаю вопросительный взгляд на мамушку Юсуфа.
— Оставьте его в покое, Беатрик, — тихо говорит старушка, — он там здоровенный, как черт. Однажды ударил моего Юсика.
— Я просто поскользнулся на плесени, мамушка! Иначе я бы ему врезал! — горячим шепотом возражает ее Юсик. Хотя я в этом сильно сомневаюсь, тем не менее, решаю не вступать в конфликт. Потому что устала учить местных обитателей хорошим манерам. Маленькая Генриетта иногда нуждается в отдыхе. А уж Беатрикс проделавшая большой путь из ниоткуда в куда-то тем более.
— Что бы я вас больше не слышал, всосали вонючки?!
Ну, все с меня хватит! Меня бросает в жар и лопается терпение, потому что в этом мире каждый первый мнит себя, по меньшей мере, пупом земли. Вздохнув, я поднимаюсь с узкой койки и делаю шаг наружу. А потом с царственным спокойствием стучу пальчиком по грязной двери, расположенной над нашей. Ярко желтый слизевик на ней почувствовав тепло моей ладони тянется к ней тонкими ниточками. Завороженно посмотрев на его жадные движения я, в последний момент, отдергиваю руку. За дверью слышится возня, что-то хлопает и она распахивается.
— Что надо? — из темной норы несет грязными ногами и безысходностью. Этот запах льется на меня водопадом, отчего приходится сморщиться и задержать дыхание.
Преодолев брезгливость, я складываю указательный и средний палец в козу и, воткнув их в ноздри, появившегося круглого как блин лица тяну на себя. Вытягивая грузного противника наполовину из его берлоги.
— Слушай, бедолага, — с самой нежной из всех возможных улыбок, глядя в испуганные глаза над раздутым носом, в котором торчат мои изящные пальцы, воркую я. — Если ты еще раз закукарекаешь, я тебе устрою трамтарарам, просекаешь? Как ты вообще относишься к гостям? Где твое воспитание?
Фиолетовое теплое
дата публикации:26.12.2023
Подо мной ревет ярко красное пламя, вертикалку трясет так, что зубы выбивают стаккато. Дрожь передается через подголовник, отчего голова болтается. Как только мы поднимаемся к облакам, серая муть окутывает транспорт, а по стеклу от пола до потолка начинают течь капли. Там вверху Харидвар, и через полчаса сиятельная Беатрикс прибудет. Хотя, судя по ругательствам и воплям раздающимся из рубки над нашими головами, тут возможны варианты.
Я лежу в кресле, наблюдая, как на стекле дрожит водяная взвесь, сплетающаяся в прихотливые узоры под вихрями воздуха. От обшивки над иллюминатором отрывается кусок, пару мгновений бешено крутится, связанный последней нитью с вертикалкой, а потом срывается камнем вниз.
— Эту калымагу давно надо списать, господа! И будет нехилым везением, если мы вырвемся к Харидвару и сумеем причалить! — орет пилот по громкой связи, одновременно развлекая и успокаивая сжавшихся туристов. — На прошлой неделе такая же хренотень вписалась в Хайтауэр в соседнем секторе, прикиньте? Хорошо еще, что в ней были вахтовики с протеинового завода, а не господа туристы! Посмотрите налево, там сейчас будет видно основание пятого сектора Харидвара и канализационные трубы.
Харидвар! Я сонно рассматриваю сжатую в кулак правую руку. Чувствую покалывания в ладони. Передо мной дрожит мое отражение в стекле. Нарядная шелковая пижама блекло розового цвета вся усеянная прикольными принтами странных зверей с длинной шеей. Темные очки на пол-лица. Все это из чудных запасов барахла, которые я раскопала в норе Юсуфа. Развешенных, за неимением шкафа, на гвоздиках. Пыльных запасов самого разнообразного тряпья, удивительным образом скопившимся там. Правда, если говорить откровенно, всему есть свое объяснение. Припомнив нелепую дубинку маленького проходимца, я усмехаюсь. Иногда ему все же везло в утренних вылазках. Что удивительно при таких талантах.
Полупрозрачное отражение в вихрях серых облаков. Белые волосы, зеленые глаза, скрытые очками. Кто я сейчас, Беатрикс или Генриетта Лакс? Судя по контролю, который я прошла перед посадкой я — Генриетта. Во всяком случае, это имя высветилось на стекляшке перед люком вертикалки, после секундной заминки. Высветилось, заставив мое сердце вновь начать биться.