за участие в студенческой сходке он был обыскан и арестован 26 января 1910 г., в числе других 85 человек, но ничего «явно предосудительного» у него не было обнаружено.

Вскоре он сделался земским учителем (преподавал в двухклассной школе), и одновременно стал председателем потребительской лавки в с. Колодистое Уманского уезда Киевской губернии. Согласно сводкам полиции, он занимался среди крестьян и «уроками, и агитацией», представляя собой «тип вполне революционный». В местных революционных кругах он был в это время известен под кличкой «Джек».

В конце осени 1910 г. судьба С.Н. Пашутинского круто изменилась. 29 ноября 1910 г. он вернулся в Умань из кратковременной поездки в Киев и остановился в уманской гостинице «Бельвю». Он был очень взволнован и сильно нервничал, сообщив товарищам следующее: когда он хотел 20 ноября совершить экспроприацию (вооруженное ограбление казначея Уманского училища садоводства и земледелия, у которого должно было быть около 8 тысяч рублей) с тремя товарищами-эсерами, в городе почему-то разнесся слух, будто сюда приехали два анархиста-террориста, благодаря чему в этот день был назначен усиленный наряд полиции для охраны казначейства, банка и почтово-телеграфной конторы. Намеченная экспроприация не удалась, а купленные им и хранившиеся в училище садоводства и земледелия четыре браунинга кто-то украл (для приобретения этого оружия Пашутинский и ездил в Киев, где останавливался на конспиративной квартире в доме Михайловского монастыря).

Пашутинский сообщил своим товарищам по организации, а имеющиеся среди них осведомители все это исправно донесли в полицию, что, по его предположению, провокатором является некто Радолицкий, с которым сам Пашутинский недавно встречался, и поведение которого показалось ему очень подозрительным. Это и решило судьбу Радолицкого: он был приговорен к смерти. Убийство было совершено вечером 5 декабря 1910 г. в Царицынском саду в Умани по заранее разработанному плану. Все это было известно (через доносчиков) и полиции, но в устроенную засаду никто не попал, и Радолицкий был застрелен. Однако филер, ведший наружное наблюдение, успел сообщить по телефону, что Пашутинский и его товарищ замечены на железнодорожном вокзале в Умани, вследствие чего их удалось арестовать за несколько минут до отхода поезда.

При личном обыске у Пашутинского был найден браунинг с 23 патронами (т. е., до полной обоймы не хватало как раз двух, которые были извлечены из тела мертвого Радолицкого и полностью подходили к орудию убийства). Еще два револьвера были найдены у его товарища. Пашутинский сразу же признал себя виновным в убийстве, заявив также, что он является эсером по убеждениям, но в партии не состоит. Изложению этого события уделили внимание и газеты (например, «Биржевые ведомости» в номере за 15 июня 1911 г.).

Находясь под следствием в Уманской тюрьме, Пашутинский был инициатором готовившегося побега арестантов, намечавшегося на 29 июля 1911 г. Но о плане побега стало известно полиции, и он не удался. Киевским окружным судом Пашутинский был приговорен к каторжным работам на 6 лет и 8 месяцев, замененным, однако, по невыясненным причинам, ссылкой на поселение. Сначала он отбывал наказание в Братской волости Нижнеудинского уезда Иркутской губернии, а с 8 октября 1913 г. ему было разрешено переехать в Иркутск.

В 1917 г. Пашутинский снова объявился в Киеве в качестве председателя правления кооперативного издательского товарищества с.-р. «Революционное Знамя». Вероятно, он был восстановлен в университете, так как во время процесса над ним в 1922 г. именовался студентом 3 курса юридического факультета Киевского университета. В 1918 г. Пашутинский играл заметную роль среди киевских эсеров, занимая правые позиции. Впоследствии он обвинялся, в частности, в том, что под именем Ивана Леонтьевича Мартыновского выезжал в ставку Верховного руководителя Добровольческой армии генерала М.В. Алексеева в Екатеринодар, где вел переговоры с начальником штаба генералом И.П. Романовским. Из ставки Пашутинский будто бы вернулся со значительной суммой денег. Другим серьезным обвинением было приписываемое ему намерение организовать покушение на советскую дипломатическую миссию в Киеве.

После прихода т. н. «второй» Советской власти на Украину в феврале 1919 г., Сергей Пашутинский, однако, сразу же перешел в стан победителей, опубликовав в киевской газете украинских левых эсеров «Борьба» письмо следующего содержания:

«Товарищ редактор!

Настоящим открытым письмом довожу до сведения Киевской организации правых эс-эров, что в настоящий момент решительной схватки трудового народа с империалистами и контр-революционерами всех стран я не считаю возможным для себя, как для активного социалиста-революционера интернационалиста, оставаться в ее рядах, и прошу городской комитет левых эс-эров принять меня в число членов вашей организации и располагать мной, как борцом за советскую власть на Украине и мировую социалистическую республику советов.

Сергей Ник[олаевич] Пашутинский»9.

При дефиците кадров, буквально через несколько дней он уже стал секретарем губернского бюро Украинской ПЛСР. (Адрес временного губбюро значился: г. Конотоп, Сосновская, 140.) В газетных публикациях 1922 г. о нем, Пашутинский именовался также председателем Киевского комитета, председателем Правобережного Областного комитета и кандидатом в члены ЦК украинских левых эсеров. Однако перечисляемые газетчиками партийные посты должны найти подтверждение в источниках.

Столь подробная биография Пашутинского освещена не случайно. Это позволяет лучше понять приводимую ниже цитату из показаний экс-члена ЦК ПЛСР, уроженца Полтавской губернии В.Е. Трутовского:

«Из деятельности левых с.-р. необходимо отметить работу боевиков, которые в 1919 году устроили в одном из одесских банков экспроприацию, причем руководитель этой группы Пашутинский (выделено мною. – Я.Л.), как мне потом сообщила Поля Белая, имевшая соприкосновение с этой группой, присвоил и прокутил часть экспроприированных сумм, вместо того, чтобы передать их организации. Этот же Пашутинский, узнав, что бежавший на Украину Блюмкин стал сотрудником ЧК, взялся с невестой Блюмкина Лидой Соркиной (выделено мною. – Я.Л.) совершить террористический акт над последним, стреляя в него в Киеве и Одессе, причем повредил Блюмкину глаз (впоследствии Пашутинский, работая в Николаевском Ревтрибунале, наделал массу преступлений, был судом присужден к расстрелу и, хотя газеты сообщили о его расстреле, остался жив и очутился в Алма-Ате в 1934 году в качестве плановика Наркомпищепрома)»10.

Хотя в слова Трутовского закрались некоторые неточности, он прав в главном. Руководителем боевой группы, покушавшейся на Блюмкина, в силу особенностей его биографии несомненно являлся именно Пашутинский. Он был старше других по возрасту и имел за плечами опыт десятилетней революционной работы и репрессий. Можно предположить, что он имел также репутацию «истребителя» провокаторов и «эксиста». Впрочем, подробностей об экспроприации «в одном из одесских банков», в том числе информации, при какой конкретно из постоянно менявшихся властей, она была осуществлена, в моем распоряжении пока нет.

В газетном отчете в центральной «Правде» о слушании дела С.Н. Пашутинского-Мартыновского в Верховном трибунале при Всеукраинском ЦИК эпизоды с покушением на Блюмкина излагались следующим образом:

«Киевский комитет партии получил сведения, будто секретарь