Укажу для примера на два упоминания. Например, газета «Борьба», помещая некролог известному деятелю борьбистов В.А. Козлову, делегированному украинским ЦК для партийной работы в Крым и действовавшего в Симферополе и Севастополе под фамилией В.Н. Крылова, арестованного на заседании подпольного Повстанческого штаба и затем расстрелянному белыми, выдвигала версию: «По всем данным, пока еще не проверенным, В.Н. в Севастополе был выдан известным провокатором Тишко <…>»19. А московские центральные «Известия» в апреле 1920 г. напечатали письмо об отходе от партии некоего левого эсера «Сени» в ЦК УПЛСР. (Автором этого письма был Семен Лавров – в начале 1918 г. член Николаевского Совета, при вступлении немцев в Украину начальник подрывной команды, при Скоропадском и Петлюре член Центрального Повстанческого штаба левых эсеров, в конце 1918 г. начальник партийной дружины при взятии Харькова, возглавлявший с августа 1919 г. Военный отдел при ЦК УПЛСР (б), в 1920 г. член Одесского губкома партии борьбистов и редколлегии газеты «Борьба» в Одессе.) Он, в частности, указывал: «<…> Если террористические акты поручаются теперь наспех, между прочим, и при том лицам, не удовлетворяющим ни одному из требований, предъявляемых к террористу, лицам аморальным, могущим в будущем нам дать еще худших Блюмкиных (я говорю о вторичных выстрелах в Блюмкина, об одном из стреляющих, о тов. Тишке), – не предел ли это? Падает грань между уголовщиной и террором. Разве не святотатством, не кощунством веет от сопоставления, скажем с Борисом Донским <…>»20.

Думается, что репортер «Правды» мог просто спутать кличку и фамилию, превратив одного человека в двух. По крайней мере, обращает на себя внимание то, что Блюмкин ни о каком отдельном «Тишко» или «Тишке» нигде не пишет. Но вся эта история, несомненно, еще требует более досконального изучения в украинских архивах. Тем более, что дело в отношении Арабаджи, Соркиной и некоего Гамзы было выделено на процессе в Харькове в 1922 г. в отдельное производство, а в списках репрессированных одесситов значится Иван Леонтьевич Мартыновский, т. е. приписываемое Пашутинскому фальшивое имя.

Зато в отличие от многих женщин, включая Лиду-Лейю Соркину, которых молва связывала с легендарным и загадочным Блюмкиным, была его единственная, законная жена, мать его ребенка, вплоть до развода носившая его фамилию, биография которой больше не представляет тайны. До недавнего времени (надеюсь, что и сейчас) в Киеве преспокойно проживали её близкие родственницы, с которыми я встречался несколько лет назад. Впрочем, сама Татьяна Исааковна Файнерман по рождению не была киевлянкой, хотя с этим городом её многое связывало. Она была не намного старше Якова. Она родилась в 1897 г. в г. Вознесенске Херсонской губернии (ныне Николаевской области). Её отец – Исаак Борисович Файнерман (1865–1925, псевдоним И. Тенеромо) был известным толстовцем и журналистом. В юности, увлекшись учением Льва Толстого, он поселился в Ясной Поляне. Для получения звания сельского учителя с целью сближения с крестьянством Файнерман принял православие, но его кандидатура так и не была утверждена. Впоследствии он выпустил несколько книг, в том числе «Воспоминания о Л.Н. Толстом и его письма» (1906), «Жизнь и речи Л.Н. Толстого» (1909) и «Живые слова Л.Н. Толстого (За последние 25 лет его жизни)» (1911). Опыт жизни в толстовских коммунах и яркая личность Файнермана, в том числе его умение подчинять собеседников, влекли к нему молодежь. Между прочим, под влияние Тенеромо попал во время учебы в Полтавской духовной семинарии Георгий Гапон. Испытал его влияние на себе и молодой Иван Бунин.

Дочь Татьяна родилась от второго брака Исаака Файнермана с Анной Львовной Любарской. К этому времени её отец отошел от общественной деятельности, работая зубным врачом и занимаясь журналистикой. До своего замужества Татьяна Файнерман окончила с золотой медалью восемь классов Елисаветградской гимназии и, подобно Соркиной и Хазиной (по мужу Мандельштам), поступила в Киевский медицинский институт. Сама она была беспартийной, но близко дружила еще с одной студенткой-медичкой, а впоследствии известным советским экономистом Верой Ревзиной. О ней необходимо сказать хотя бы несколько слов. Дело в том, что Вера Исааковна Ревзина была не просто активной эсеркой, но и членом Центральной Рады по партийному списку (одна из 16 женщин, приходившихся на 697 членов Центральной Рады, по данным украинского историка О. Кучерука21). В дальнейшем Ревзина стояла у историков возникновения Украинской ПЛСР (борьбистов), участвовала в подготовке покушения на генерала Деникина под руководством И.К. Каховской, а затем, порвав с эсерами, перешла в компартию. Таким образом, становится понятно, благодаря каким обстоятельствам Тася (как ее называли сокращенно) Файнерман могла познакомиться с «романтиком революции» (как называли Блюмкиным друзья-поэты).

Затем вслед за ним она перебралась в Москву, где четыре года проучилась на медицинском факультете 1-го МГУ. Пройдемся по послужному списку Блюмкина, начиная с момента его встречи и беседы с главой председателем коллегии ВЧК Феликсом Дзержинским в Москве (подробности ее не известны) и амнистирования Президиумом ВЦИК 16 мая 1919 г. на основании доклада Особой следственной комиссии и «ввиду добровольной явки». 9 июля решением Оргбюро ЦК РКП (б) Яков Блюмкин был направлен в распоряжение Политуправления (ПУР) РККА, и вместе с О.Д. Каменевой-Троцкой посетил с инспекционной поездкой Ярославский и Московский военные округа. В то же время он входил в состав комиссии ВЦИК по ревизии Центропечати. Осенью 1919 г. в порядке партийной мобилизации от Союза максималистов Блюмкин был направлен в РВС Южного фронта. Как уже известно, читателю, вследствие беседы с И.В. Сталиным и Л.П. Серебряковым, он занял должность уполномоченного Особого отдела по борьбе со шпионажем 13-й армии. В этот же период Блюмкин сблизился с литературной группой имажинистов, подписав устав «Ассоциации вольнодумцев». В начале 1920 г. он стал слушателем Восточного факультета Академии Генштаба РККА, и с перерывами на командировки окончил два курса. В апреле месяце Блюмкин участвовал в ликвидаторской конференции Союза максималистов, на которой вместе с большинством делегатов проголосовал за слияние с РКП (б).

В начале июня того же года по поручению НКИД он выехал в командировку в Персию для работы с революционным правительством Кучек-хана. Там в северных провинциях Иран была провозглашена недолговечна Гилянская советская республика. Вместе с Блюмкиным в его первую заграничную командировку и Татьяна Файнерман. Автор исследования о персидской революции В.Л. Генис в связи с этим приводит такой документ:

«Согласно просьбе тов. Раскольникова, переданной им от тов. Кучек-Хана о командировании ему опытных революционеров в качестве советников по различным отраслям социалистического строительства, – говорилось в письме из НКИД от 17 июня 1921 г., – командируем тов. Блюмкина и его жену (медичку), заслуживающих полного доверия»22.

По прибытии в Энзели Яков Блюмкин под именем Якуб-заде вступил в Иранскую компартию, и был избран в состав ее