через эту поляну. Возможно, топтали полы моей гостиной ещё до её появления. Возможно, даже и не один раз. Уже и не припомню. Мы с ним вместе ходили в патрули дальнего действия из Ипоха – сто три дня по горло в болотной жиже и всё такое прочее. Сто три дня подряд. Вот тогда-то и узнаёшь человека. Будь он жив, я бы в этом не сомневался. И ему не пришлось бы мне сообщать. Уж если знаешь человека…

Шторм почти поверил.

– Ну хорошо, и что же с ним случилось?

– Вас интересует легенда или факт?

– Меня, мужик, интересует правда.

– Осмелюсь предположить, что правда кроется в легенде.

– А как насчёт фактов?

– Они недоступны. Сокрыты во тьме легенд.

– Сколько у тебя в башке мелодий, ебучая ты шарманка? А то у меня мелочь на исходе.

Человек встал.

– Позвольте, я вас кое-куда свожу. Пойдёмте.

Человек повёл его к ручью и через холм к водоёму среди рощи высоких деревьев и прочей растительности; свет тут едва пробивался сквозь широкие листья гигантской колоказии, похожие на слоновьи уши, было прохладно и влажно. В пруду утопал буйвол – наружу торчали одни только ноздри. Шторм и хозяин дома наблюдали, как двое ребятишек наполняют четыре ведра и взваливают их на коромысла. Вид у ребятишек был перепуганный. Англичанин что-то им сказал, они закончили работу и ретировались.

– Сюда.

Сразу за рощей, откуда открывался вид на горы, человек поставил ногу на какой-то холмик, а руку положил на вбитый перед ним столбик по пояс в высоту и четыре дюйма в обхвате.

– Вот он – театр одного актёра.

Шторм закрыл глаза и попытался нащупать правду. Не почувствовал ничего.

– Нихера подобного.

– Он лежит здесь.

– Знаешь, сколько липовых могил повидал я за свою жизнь?

– Даже гадать не берусь.

– Всякие мудозвоны показывали мне его кости. Я пробовал на вкус его так называемый прах, мужик. Разогревал в ложке его жир и растирал его по руке. Меня не наебёшь. Я, мужик, на веру ничего не принимаю. Каждый удар моего пульса говорит мне, что он жив.

– Мне сказали, что он похоронен в этой яме.

– Если это его могила, значит, помер он не во Вьетнаме.

– Резонно. Если только это действительно его могила.

– Что ж… а это точно так? Когда его похоронили? Кто его похоронил? Это ты его хоронил?

– Нет, не я.

– Тогда кто?

– Не знаю. Мне сказали, что скончался он скоропостижно, и не удосужились объяснить причину смерти. Увы, но кто-то, вероятно, подсыпал ему яду. Это одна из возможностей.

Чудовищная ложь. Но кто же её состряпал?

– Я встречал тебя как-то раз в Сайгоне. То ли в шестьдесят седьмом, то ли в шестьдесят восьмом.

– Давайте посмотрим. В шестьдесят седьмом или шестьдесят восьмом. Вполне возможно.

– Ты Питчфорк.

– У меня много имён.

– Давай без этих своих штучек-дрючек. Я встречал тебя в Сайгоне. Ты старый приятель полковника. Ты дал ему яйцо.

– Яйцо?

– В лагере, когда он подыхал с голоду. Ты дал ему яйцо.

– Разве?

– Он говорил, что да.

– Что ж, должно быть, я и правда накормил его яйцом.

– Ты выглядишь всё так же. Может, ты всегда один и тот же? Ты не стареешь? Ты что, сатана?

– Теперь уже вы во что-то со мной играете.

– Не показывай мне могилы.

– Тогда что вам показать?

Его удовлетворило бы лишь одно – полковник, живой и здоровый. Такой, что курил бы гаванские сигары и проворачивал бы, как встарь, свои мутные делишки.

– Вот он, полковник – лежит под этим холмиком.

– Тогда что ты здесь делаешь?

Питчфорк сказал:

– Ухаживаю за могилой.

Вне зависимости от того, полковничья это была могила или чья-то другая, жив ли был сам полковник или гнил в сырой земле, его территория по-прежнему оставалась за ним. И Шторм на неё ступил.

– Я хочу заглянуть в этот сарай.

Они повернулись к могиле спиной и снова тронулись в гору. В лицо ударило солнце, но к востоку, где-то позади, собирались тучи. Шторм предположил:

– Похоже, будет дождь.

– Не в этом месяце. В апреле здесь дождей не бывает.

– Покажи мне, что у тебя в сарае.

Дверь флигеля закрывала доска, уложенная на деревянных перекладинах. Питчфорк отбросил засов и отступил назад, распахнув дверь настежь. Шторм шагнул вперёд. В полосах света на земле лежало что-то длинное и крупногабаритное. Что бы это могло быть? Он непроизвольно и громко сглотнул. Какое-то чудовище, лишённое конечностей. На его глазах у чудовища, словно фотография, начал проявляться лик – друг друга поочерёдно сменило бесчисленное множество ложных личин полковника.

Питчфорк распахнул дверь пошире.

– Что это?

– Бревно красного дерева.

– Бревно?!

– Бревно красного дерева. Я держал здесь поленницу. Это последнее. До тех пор, пока не добуду ещё.

Ещё один фуфлыжный лжепророк. Ещё один низверженный к херам носитель откровения.

Шторм вынул нож, сгрёб старика со спины удушающим хватом и приставил остриё к его боку, между рёбер, где-то над печенью.

– Где полковник?

– Погиб в бою.

– Пропал без вести.

– Нет. Скончался.

Он усилил удушающий захват.

– Слышь, гондон, ты мне всё выложишь, а то зарежу тебя на хуй! Кто вырыл эту могилу?

– Не знаю, – проквакал старик.

– Скажи мне, кто это был, а то кишки тебе выпущу!

– Я не знаю, кто его похоронил. И даже когда вы, как грозитесь, выпустите мне кишки, всё равно не узнаю.

– Что ты здесь делаешь?

– Отдыхаю от мира.

– Кто ты такой?

– Андерс Питчфорк.

– Когда-то давным-давно настал миг, после которого никто из вас, уёбков, уже не мог мне соврать, потому что ложь стал распространять я. Половину той лапши, которой ты меня тут кормишь, сварил я сам.

– Он мёртв.

– Слушай, – сказал Шторм, чувствуя, как сердце разлетается вдребезги, – мне нужно выбраться из этого механизма.

Высвободил старика. Питчфорк тяжело опустился в грязь, сжимая и разжимая кулаки, но не касаясь шеи. Шторм сказал:

– Я подозреваю тебя в том, что ты с ним разделался.

– Будь я в вашем положении, я заподозрил бы то же самое.

– И какое же у меня положение?

– Это мне неизвестно.

Через минуту он попытался встать, а Шторм убрал нож и помог ему подняться.

– Ты хоть представляешь, как глубоко этот человек нас прожарил, мужик? Насколько глубоко пропеклись наши задницы?

– Нет.

– На глубину ада и таким же жарким пламенем, братан.

– Не называйте меня братаном.

– Не отвергай меня, братан.

Питчфорк направился к дому, а Шторм стоял и смотрел ему вслед. Вышел старик с винтовкой с коротким магазином и металлическим каркасным прикладом, который он раскладывал на ходу. В десяти шагах