Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Девочки-актрисы уже в «павильоне Благоухающего лотоса». Они спрашивают, начинать сейчас или немного подождать?
– А я-то совсем забыла о них! – воскликнула матушка Цзя. – Передай им, пусть сейчас же начинают!
– Слушаюсь! – ответила женщина и удалилась.
Вскоре издали донеслись звуки флейты, потом к ним присоединилась свирель. Дул слабый ветерок, воздух был чист и прозрачен, и звуки музыки, доносившиеся из-за рощи через пруд, доставляли наслаждение и вливали в душу блаженство. Бао-юй первый не вытерпел – он поднялся, налил себе из чайника кубок вина и осушил его одним глотком. Потом он снова наполнил кубок, но в этот момент заметил, что госпожа Ван тоже желает выпить. Тогда он приказал служанкам принести теплого вина, а свой кубок поднес к губам матери, которая прямо из его рук отпила два глотка.
Вскоре служанки принесли подогретое вино, и Бао-юй вернулся на свое место. Госпожа Ван, встав, приняла чайник из рук служанок. Вслед за ней встали тетушка Сюэ и все остальные.
– Пусть ваша тетушка сядет, а то неудобно, – сказала матушка Цзя, обращаясь к Ли Вань и Фын-цзе и приказывая им поскорее взять у госпожи Ван чайник с вином.
Госпожа Ван отдала чайник Фын-цзе, а сама уселась на прежнее место.
– Пусть все выпьют еще по два кубка, – распорядилась матушка Цзя. – Сегодня мы веселимся по-настоящему!
С этими словами она поднесла свой кубок тетушке Сюэ, а затем, обращаясь к Сян-юнь и Бао-чай, сказала:
– Вы тоже выпейте по кубку! Ваша сестрица Линь Дай-юй обычно не пьет вина, но на сей раз не нужно ее щадить.
Матушка Цзя осушила свой кубок, а вслед за нею выпили Сян-юнь, Бао-чай и Дай-юй.
Бабушка Лю, услышав музыку и находясь под влиянием выпитого вина, стала размахивать руками и притоптывать ногами. Бао-юй встал с циновки и, приблизившись к Дай-юй, шепнул ей:
– Погляди-ка на бабушку Лю!..
– Когда-то от священной музыки[134] все звери пускались в пляс, а сейчас пляшет одна корова! – усмехнулась в ответ Дай-юй.
Девушки, слышавшие ее слова, рассмеялись.
Вскоре музыка смолкла, и тетушка Сюэ с улыбкой сказала:
– Вина выпито достаточно. Сейчас можно погулять, а потом снова соберемся.
Матушка Цзя согласилась, ибо ей тоже хотелось пройтись. Все встали из-за стола и следом за матушкой Цзя отправились гулять.
Желая развлечься, матушка Цзя взяла под руку бабушку Лю и долго бродила с нею у подножия горок, объясняя, как называются встречающиеся по пути деревья, цветы, камни. Бабушка Лю старалась все запомнить.
– Я и не представляла себе, что в городе живут не только почтенные и благородные люди, но и птицы, – говорила она. – Мне в голову не приходило, что птица в клетке, которую я заметила, когда входила к вам, даже говорить умеет!
– Какие птицы умеют говорить?! – спросили ее, не понимая, что она имеет в виду.
– Да попугай с зелеными перьями и красным клювом, что сидит в золотой клетке, – объяснила бабушка Лю. – Это на террасе – я хорошо помню. Или тот старый черный дрозд – он ведь тоже разговаривает!
И опять раздался взрыв хохота.
Вскоре подошли служанки и пригласили всех к столу кушать сладкое.
– Я выпила, закусила – и не голодна, – ответила им матушка Цзя. – А впрочем, несите все сюда – кто захочет кушать, пусть ест.
Тогда служанки принесли два столика и два короба с яствами. В каждом коробе стояло по два блюда. В одном коробе были кушанья, приготовленные на пару: сахарное пирожное с молотыми зернами лотоса и цветами корицы и хворост из мякоти тыквы на гусином сале. В другом коробе тоже было два вида кушаний, но жаренных и сваренных в масле. Одним из них были пельмени величиною с вершок.
– С какой начинкой? – осведомилась матушка Цзя.
– Из крабов, – ответили ей.
– Кто же в такое время станет есть жирное? – нахмурила брови матушка Цзя.
На другом блюде лежали завернутые в тесто и поджаренные на сливочном масле фрукты. Это кушанье ей тоже не понравилось, и она предложила его попробовать тетушке Сюэ. Тетушка Сюэ взяла кусочек. Матушка Цзя выбрала себе кусочек хвороста, откусила и отдала обратно служанкам. А бабушка Лю, приметив, что в тесте запечены самые отборные фрукты, а само тесто вылеплено в самых причудливых формах, выбрала себе кусочек, похожий на цветок пиона, и с улыбкой произнесла:
– У нас в деревне самые искусные девушки такого и из бумаги не вырежут! Даже кушать жалко! Если можно, я возьму этот кренделек в деревню, чтобы нашим показать!
Все рассмеялись.
– Когда пойдешь домой, я дам тебе целый короб, – успокоила ее матушка Цзя, – а сейчас ешь, пока горячие!
Затем каждый выбрал себе то, что ему больше всего нравилось. Таких кушаний бабушке Лю никогда не приходилось пробовать, да и приготовлены они были очень вкусно и на блюде разложены весьма изящно, так что она с удовольствием стала пробовать, и пока распробовала, половина блюда опустела. Оставшуюся еду Фын-цзе приказала сложить на одно блюдо и отнести Вэнь-гуань и другим девочкам-актрисам.
Неожиданно появилась кормилица с Да-цзе на руках. Все стали забавляться с девочкой. В руках Да-цзе был большой помелон, с которым она играла, но потом она увидела у Бань-эра цитрус «рука Будды» и потянулась к нему. Служанки пытались отвлечь ее, но Да-цзе не обращала на них внимания и заплакала. Тогда у нее отняли помелон и отдали его Бань-эру, а у него попросили взамен цитрус. Бань-эр, давно игравший с цитрусом, увидев помелон, такой спелый и ароматный, рассудил, что он лучше цитруса, – им можно играть и даже подбивать его ногой вместо мяча. Поэтому он без колебаний отдал цитрус.
Между тем матушка Цзя успела выпить чаю и вместе с бабушкой Лю направилась к «кумирне Бирюзовой решетки». У ворот их встретила сама Мяо-юй. Все вошли во двор, заросший пышными цветами и деревьями.
– Да, – кивнула головой матушка Цзя, – этим проповедникам вообще делать нечего, поэтому они и поддерживают у себя порядок! Недаром здесь красивее, чем в других местах!
С этими словами она направилась к восточному жертвенному залу. Мяо-юй пригласила ее войти, но матушка Цзя отказалась.
– Мы только что ели скоромное, – проговорила она, – поэтому грешно было бы входить в храм, где обитает Будда. Лучше посидим немного здесь и выпьем чаю.
Бао-юй все время наблюдал за Мяо-юй. Он увидел, что монахиня собственноручно поднесла матушке Цзя черный лакированный поднос в форме цветка бегонии, на котором золотом был нарисован дракон, дарующий