Миранда не стала подвергать сомнению объяснения Джиана Марии. Она чувствовала, что священник ее не обманывает, хотя и видела, как сильно смутил Джиана Марию ее вопрос.

– А это правда, что война начнется двадцатого? – спросила она.

– Так говорили Полковник и Ахмед.

– Сегодня уже девятнадцатое…

– Значит, завтра начнут бомбить.

– Откуда они это узнали?

– Это мне неизвестно. Они говорили о каких-то друзьях из Вашингтона, но я толком ничего не понял. Меня там избили так сильно, что сразу я даже не мог двигаться.

– Да, я это вижу. А где сейчас Анте Пласкич?

– В своем номере. С ним обошлись еще хуже. Нам с большим трудом удалось подняться на ноги и приехать сюда.

– А кто вас привез?

– Двоюродный брат одной из служанок Клары.

– И что вы теперь собираетесь делать?

– Я? Не знаю. Мне кажется… мне кажется, что я, пожалуй, основательно влип. Я не могу уехать из Ирака, не будучи уверенным, что с Кларой все в порядке.

– Но ей ведь придется скрываться. Она не сможет с вами связаться.!

Вдруг раздался стук в дверь. Миранда и Джиан Мария замолчали, но даже не тронулись с места. Им обоим хотелось думать, что в дверь этого номера постучали по ошибке. Однако снова послышался стук, а вместе с ним – и голос, требующий открыть дверь.

Это вернулись беглецы. Клара была бледная, Фатима – перепуганная, а Айед Сахади – злой как черт.

– Отсюда невозможно выбраться! Полковник никому не доверяет, он приказал оцепить отель. Солдаты заметили грузовик и взяли его под наблюдение. Нас, правда, еще не разоблачили, потому что шофер ничего не знает – ему известно лишь то, что он должен перевезти какой-то груз. Кларе с Фатимой придется остаться здесь.

– Здесь? – переспросила Миранда. – Нет, здесь они не останутся. Поищите для них другое место, а из моего номера пусть они уходят.

– Тогда идите и объявите солдатам, чтобы они схватили этих женщин, – раздраженно сказал Сахади. – Или же пусть остаются здесь до тех пор, пока я не смогу их отсюда вытащить или пока их не схватят.

– Они не могут оставаться в моем номере! – заявила журналистка.

– Тогда пусть перейдут в мой, – предложил Джиан Мария.

– Вам удалось раздобыть здесь комнату? На каком этаже? – спросил Сахади.

– На пятом. Это ужасный номер, в нем только одна кровать, и душ не очень хорошо работает, но мы вполне сможем там устроиться.

– А Анте Пласкич? – спросила Клара.

– Он на втором этаже.

– Но он может захотеть вас увидеть, – сказал Сахади, – и поэтому не исключено, что он придет в ваш номер.

– Возможно. Но если он и придет, я не позволю ему войти.

– А уборщицы, которые наводят порядок в номерах? – спросила Миранда. – Что скажут они, когда увидят в номере двух женщин-шииток, не зарегистрированных в отеле?

– Послушайте, ситуация такая, какая она есть, а потому нам нужно как-то выкручиваться, – сказал Сахади. – Если вы не разрешаете им остаться здесь, значит, они пойдут в номер Джиана Марии. Надеюсь, Полковник не станет устраивать проверку всем, кто находится в этом отеле. А теперь, Джиан Мария, покажите нам, как пройти в ваш номер.

Они опять ушли, но теперь уже с Джианом Марией. Миранда снова налила себе треть стакана, выпила залпом и легла в постель. Она очень устала и хотела спать, однако понимала, что заснуть, наверное, вряд ли сможет. У нее не выходило из головы известие о том, что двадцатого – то есть, по-видимому, уже завтра – начнется война. Откуда об этом узнали Клара и Айед Сахади?

Утром Миранду разбудил телефонный звонок. Друзья ждали ее на завтрак, чтобы затем отправиться делать съемки на улицах Багдада. Через пятнадцать минут, успев принять душ, Миранда спустилась в вестибюль.

Весь оставшийся день она нервничала, не зная, как поступить: следует ли ей сообщить своим коллегам о том, что, как ей стало известно, война начнется менее чем через сутки, или же она должна держать эту информацию при себе?

Она позвонила своему шефу в Лондон, и тот подтвердил, что ходят упорные слухи о скором начале войны. Но когда Миранда спросила, не начнется ли война, скажем, уже завтра, ее шеф рассмеялся.

– Если бы это знать! У меня, к сожалению, нет таких сведений. Сегодня девятнадцатое, прошло уже два дня с тех пор, как президент Буш направил свой ультиматум Саддаму. Тебе известно, что все страны эвакуируют сотрудников своих посольств и рекомендуют своим соотечественникам покинуть Ирак. Стало быть, в любой момент может начаться этот фейерверк, но мы не знаем, когда именно. Я тебе позвоню. Впрочем, ты, наверное, позвонишь мне еще раньше – когда услышишь разрывы бомб.

Миранда не стала пытаться узнать, как обстоят дела у Клары и Джиана Марин. Она знала, что они находятся в отеле, этажом ниже, и хотя беспокоилась по поводу того, что с ними может произойти, она говорила себе, что не хочет быть соучастницей кражи, а именно это, по ее мнению, и пыталась совершить Клара – украсть «Глиняную Библию».

Вечером она умышленно затягивала разговор со своими коллегами, будучи уверенной, что уже совсем скоро начнет раздаваться грохот разрывающихся бомб. Журналисты засиделись за полночь. Когда небо вдруг начали освещать огненные вспышки и все звуки вокруг и в самом деле поглотил оглушительный грохот, Миранде стало страшно. На календаре было двадцатое марта. Война началась.

Только утром – да и то от своих редакций – находившиеся. в Багдаде журналисты узнали, что силы коалиции вступили на территорию Ирака. Жребий был брошен.[18]

Майк Фернандес нетерпеливо посмотрел на часы. Американские и британские войска уже вторглись на территорию Ирака, и в это же самое время должна была начаться операция, которую Танненберг и Фернандес тщательно готовили в течение нескольких месяцев. Бывший командир «зеленых беретов» сказал себе, что провала не должно быть и что даже смерть Альфреда Танненберга не является достаточной причиной для того, чтобы что-то прошло не так. Уж слишком большие деньги были на кону, и все участники операции знали, что они получат кругленькие суммы, если захватят то, что им надлежало захватить, и затем прибудут со своей добычей в пункты назначения. Не позднее чем через несколько часов все они должны находиться за пределами Ирака.

В этот самый момент в Багдаде группа людей в военной форме и в масках ждала сигнала от своего старшего, чтобы выйти из убежища, в котором они затаились несколько часов назад.