только намерений и результатов действия, а не используемых для него способов. Таким образом, с точки зрения этимологии, правильно будет сказать, что для выполнения своих функций, заключающихся в том, чтобы совершать прорицания, авгур наблюдает за полетом птиц (Варр. L. L. 6, 82). Понятно, что такие слова в течение веков могли составлять разнообразные уравновешивающие друг друга сочетания, не предполагавшие тесных связей между компонентами, но они никогда не оказывались в полном противостоянии друг другу.

Большое количество сведений об искусстве авгуров и его использовании, которыми мы располагаем, относится к его отношениям с деятельностью магистратов, к его связи с политикой. В последние века Республики ничего другого и не будет: это относится, скорее, к истории институций, чем к истории религии. Что до остального, то, поскольку невозможно дать связную картину, мы здесь ограничимся несколькими вопросами, по поводу которых имеем более подробные сведения.

Каким бы ни было происхождение искусства авгуров и его пережитки, главной его задачей было давать советы и истолкования. Авгуры никогда не занимались предсказаниями. Священнослужитель спрашивает Юпитера — будучи специалистом по знакам (а авгуры — лишь интерпретаторами; Cic. Leg. 2, 20), — дозволено ли высшим законом, чтобы тот или иной человек получил священные функции, или то или иное место стало бы местом культа, причем он задает свой вопрос в следующей форме: «Если позволено… пошли мне такой-то знак». Даже гадание о благополучии государства — изначально служебный ритуал — эволюционировало до этой простой формы, которая давала почти абсурдный результат: у бога не просили благополучия прямо, но, например, вопрошали: «Если позволено просить.». Способ, которым — с помощью своего авгур-ского посоха (lituus; изогнутой палки, которая служит ему инструментом) — авгур устанавливает связь с Юпитером, используя лексику своего разговора с ним, был описан Титом Ливием в связи с церемонией инаугурации легендарного Нумы, проведенной, по-видимому, подобно церемонии для священного царя Республики:

«Когда названо было имя Нумы, сенаторы-римляне, хотя и считали, что преимущество будет за сабинянами, если царя призовут из их земли, все же не осмелились предпочесть этому мужу ни себя, ни кого-либо из своих, ни вообще кого бы то ни было из отцов или граждан, но единодушно решили передать царство Нуме Помпилию. Приглашенный в Рим, он, следуя примеру Ромула, который принял царскую власть, испытав птицегаданием волю богов касательно основания города, повелел и о себе вопросить богов. Тогда птицегадатель-авгур, чье занятие отныне сделалось почетной и пожизненной государственной должностью, привел Нуму в крепость и усадил на камень лицом к югу. Авгур, с покрытою головой, сел по левую его руку, держа в правой руке кривую палку без единого сучка, которую называют жезлом. Помолившись богам и взяв для наблюдения город с окрестностью, он разграничил участки от востока к западу; южная сторона, сказал он, пусть будет правой (dextrae partes), северная — левой (laeuae partes); напротив себя, далеко, насколько хватало глаз, он мысленно наметил знак. Затем, переложив жезл в левую руку, а правую возложив на голову Нумы, он помолился так: «Отец Юпитер, если боги велят, чтобы этот Нума Помпилий, чью голову я держу, был царем в Риме, яви надежные знамения в пределах, что я очертил». Тут он описал словесно те предзнаменованья, какие хотел получить. И они были ниспосланы, и Нума сошел с места уже царем»[713].

Указывая направление на восток, слева от Нумы, историк использует лишь половину лексики, обозначающей небесные регионы. Их дополняет Варрон (L. L. 7, 7), указывая направление на юг (то, которое указал для Нумы Тит Ливий): pars sinistra — находится на востоке, dextra — на западе, antica — на юге, и postica — на севере. Сообщение о желательных знаках — это изречение законов (Serv. Aen. 3, 89). Неизвестно, насколько велики были возможности, предоставляемые авгурам для их определения в соответствии с их положением относительно четырех направлений.

Тит Ливий, который усматривает в инаугурации Нумы прототип для всех инаугураций людей, анахронически заключает ее в авгуракул, который авгуры позднее получили на Капитолии. Было ли само это место templum? Это вполне возможно, поскольку, согласно теории, просьба о ниспослании знаков и наблюдение за ними (auspicia impetratiua) могли происходить только на отграниченном, «вырезанном», участке — templum (Варр. L. L. 7, 8). Этот участок — четырехугольный, с заметно очерченным контуром или нет, и с одним входом — должен был, благодаря надлежащим формулировкам, оказаться, некоторым образом, избавленным и освобожденным (effari, liberare) от всех враждебных или нечистых сил, которые могли там находиться (Cic. Leg. 2, 21; ср. Serv. II Aen. 4, 200)[714].

Обычно за ауспициями, устраиваемыми по особому приказу (auspicia imperatiua) следят магистраты, которые имеют право проводить ауспиции (spectio), а авгуры сохраняют за собой извещение о результатах наблюдения знамений (nuntiatio), т. е. возможность возвестить о появлении жертвенного знака, запрещающего продолжать действо. Наука интерпретации знаков была действительно чрезвычайно сложна, а нам известны лишь несколько крупных категорий и некоторые частности. Что касается птиц, например, то всего лишь некоторые совершенно определенные их виды считались способными давать убедительные знаки: это были авгурские птицы (Cic. Diu. 2, 76). Знаки разных видов имели разные смыслы. Различали: пернатых и вещих птиц (например, ворон, ворона, сова, сорока) — в зависимости от того, усматривались ли знаки в полете или в крике птиц (Fest. c. 308 L2; Варр. L. L. 6, 76). Учитывались особенности (неприятные или благоприятные), в соответствии с которыми различались птицы, подававшие благоприятные знаки (например, пернатые), либо неблагоприятные — как, например, вещие птицы (Serv. Aen. 4, 462). В отношении пернатых кроме части неба учитывались еще высота и способ полета, поведение птицы, место, где она присела. В отношении вещих птиц отмечали тон ее голоса, направление звука. Существовала определенная иерархия (gradus) знаков: так, например, если после орлана (парра) или дятла, подавших знак, орел подавал знак противоположного смысла, то предпочтение отдавалось ему (Serv. Aen. 2, 374). Кроме того, условия действенности наблюдения были весьма строгими: так, некоторые шумы, нарушавшие требуемую тишину, silentium, аннулировали знак: например, писк мыши, падение какого-либо предмета, скрип стула. Мы видели, что iuges auspicium — парализующий знак — заранее препятствовал, застав авгура в тот момент, когда тот шел к месту служения.

Знаки, подаваемые птицами, не были единственными сигналами — ни среди знаков impetratiuaor (по особому приказу), ни среди знаков oblatiua (добровольно приносимых), т. е. таких, которые