Адер проглотила первые пришедшие на ум резкие слова:

– Сожалею о ваших потерях.

Это прозвучало сухо, бесполезно, бездушно, но что еще ей было сказать? Лич сокрушил самое сильное оружие, какое она могла против него выставить, – без видимых усилий.

– Благодарю, ваше сияние. Павших оплачем потом. У нас осталась одна птица. Какие будут приказания?

Адер еще складывала в голове ответ, когда из люка выскочил потный, запыхавшийся гонец.

– Кенаранг, – выговорил он. – Ваше сияние, я из дворца. Киль послал. Он видел кенаранга.

Нира рядом с Адер окаменела.

– Где? – требовательно спросила она.

– В Копье. – Посыльный задыхался. – С сотней солдат вошел в Копье.

Адер обомлела. Предупреждение ил Торньи – сложенная записка – тяжело оттягивала карман.

– Как и Каден, – пробормотала она. – Вот ублюдок, вечно на шаг впереди.

Гвенна изучала ее лицо.

– Не знаю, какого Хала понадобилось Кадену в Копье, но направляется он не туда. Мы их мельком видели. Валин уводил их на запад. И правильно, потому что, сверни они ко дворцу, напоролись бы на всю Северную Кентом драную армию.

– На запад, – тихо повторила Адер. – Изменили план.

– Столкнувшись с целой армией? – фыркнула Нира. – А ты бы не изменила?

Адер глубоко вздохнула. Она ощутила в себе вспыхнувшую искорку надежды: жгучую, яркую, страшную. «Не вмешивайся, – предостерегал ил Торнья, – в происходящее к югу от стены. У меня твой сын».

С содроганием она безмолвно ответила: «Зато ты в моих руках. Сейчас. Ты впервые угодил в ловушку».

– Когда? – Она резко обернулась к гонцу. – Когда он вошел?

– Давно. Я бежал… через весь город. – Он устало покачал головой. – Простите, ваше сияние.

– Давно… – Искра в ее душе разгоралась огоньком. – И не выходил?

Гонец мотнул головой:

– Насколько знаю, нет, ваше сияние.

– Хорошо, – медленно покивала Адер. – Это хорошо.

– Хорошо, что кенаранг захватил твой дворец? – изумилась Нира.

– Он не во дворце, – с улыбкой ответила Адер. – Он в Копье. Пора Интарре явить себя.

– То есть?

– Настало время для чуда.

Нира из-под приспущенных век вгляделась в ее лицо:

– А если богиня не отзовется?

– О, я ее драной милости ждать не стану.

– То есть? – еще тише спросила Нира.

– То есть я сама подожгу Копье.

«Мы убиваем хороших людей», – думал Валин, снося топором гвардейца дворцовой охраны.

Он лупил обухом в надежде, что солдатский шлем смягчит удар. Возможно, солдат выживет. Если повезет, выживут многие. Блоха в основном опускал меч плашмя, и Сигрид тоже, но случалось, что пройти удавалось только насквозь, а побери его Шаэль, если Валин в этом последнем бешеном броске остановится из щепетильности к лишней капли крови.

Едва Сигрид разнесла Береговые ворота, в Рассветном дворце воцарился хаос. Обычные стражники, ошеломленные нежданным нападением, разбегались во все стороны, нелепо тыча копьями в пустоту. Будь у них время, Каден мог бы с ними поговорить – с его глазами его должны были принять в собственном дворце, – но времени не было. Солдаты ил Торньи тоже ворвались за красные стены и теперь настигали, пробивались с боем, да еще, как будто этого мало, на шум парами и четверками сбегались эдолийцы и атаковали беглецов. Хорошо хоть Каден с Тристе не поддались панике. Они двигались между выстроившихся треугольником кеттрал, да и Каден старался прикрывать Тристе собой.

«Прикрывает ее, – подумалось Валину, – или богиню в ней?»

Он так до конца и не поверил безумному рассказу брата, но задумываться над ним было некогда. Что там будет в Копье, не важно, но сейчас перед ним стояла простая тактическая задача: попасть в башню. Лестницы выше нижних уровней представляли собой почти идеальный оборонительный рубеж. Имея преимущество в высоте, в вертикальном бутылочном горлышке, трое кеттрал отобьются, сколько бы солдат ни бросил против них ил Торнья. Только бы прорваться внутрь.

Жасминовый двор – последнюю открытую площадку перед Копьем – они одолели с разлета. Блоха на ходу выхватил у кого-то лук. На полпути черед двор он припал на колено и выпустил полдесятка стрел по цепи солдат, перекрывших вход в башню.

«Это не дворцовая стража, – мрачно отметил Валин. – Люди ил Торньи».

– Армия! – крикнул Блоха и, бросив лук, снова взялся за мечи.

– Держитесь за мной, – через плечо гаркнул Валин брату. – Пригнитесь.

В цепи еще оставалось семь или восемь человек, из них трое с луками. Валин видел, как ужас наползает на их лица, слышал панику в заходящихся сердцах. Они – легионеры, как и те, кого он убивал на улицах, ничего плохого не хотят. Выполняют приказ, повинуются генералу, который уже год снова и снова спасает Аннур. Хорошие люди или не слишком, едва ли они заслужили смерть за свою верность. Давненько он не живал в мире, где каждый получает, что заслужил.

Валин, не сбившись с шага, метнул топор, второй. Рухнули двое солдат. Третий успел выстрелить, не целясь. Стрела пропала впустую, а потом перед уцелевшими возникли Блоха и Сигрид, танцующими движениями, сталью и кулаками подсекали колени, разбивали лица, вскрывали тела, предоставляя Ананшаэлю тихо завершить дело.

Бой продолжался, пока они не очутились внутри. Словно шагнули из хаоса уличной давки в тихую часовню – полированное дерево и бронза, разодетые чиновники с круглыми глазами рассыпаются перед кеттрал, потом, тихо ступая подошвами домашних туфель, снова собираются вокруг лестницы и замирают, как загнанные олени, в надежде, что смерть пролетит мимо.

– Дошли, – простонала Тристе.

– Еще нет, – ответил Каден. – Нам на вершину.

– Отсюда до верха лестница длинная, – крякнул Блоха, не убирая клинков. – Шевелитесь.

И они шевелились, пробираясь сперва сквозь пристроенные людьми нижние этажи, потом, выше дела рук смертных, – сквозь пустотелую колонну света и воздуха. Здесь Валин задержался. Грудь у него ходила ходуном. Он почти десять лет не бывал в Копье Интарры – десять лет с тех пор, как они с Каденом вместе взбирались по этим лестницам, останавливались, чтобы плюнуть через перила, пренебрегая упреками эдолийцев и глядя, как слюна разлетается в воздухе, исчезает, не достигнув пола внизу. Воспоминание провернулось в нем, как нож в ране. Тот незнакомый мальчуган погиб в числе многих убитых в этой войне аннурцев. Даже трупа не осталось.

Валин кинул взгляд на брата. У того светились глаза.

«Не помню, чтобы раньше горели так жарко, – подумалось ему. – Так ярко».

Каден хранил невозмутимость, невероятную для человека, только что убегавшего от смерти по улицам Аннура; видевшего, как порубили в куски десятки людей; несущего в своих костях, в своем дыхании самого Владыку Боли. Но то ледяное равнодушие, что учуял в нем Валин в Костистых горах, не возвращалось. В руке, обнявшей хрупкие плечи Тристе, не было монашеской отрешенности. Кадену было не все равно, что происходит. Валин чуял его печаль, дождевой запах предчувствия потери.