Кир и сам думал об этом раньше. Без ужаса, без тревоги, а просто спокойно констатировал факт: если бы в адской смеси генетической информации, которую представляли собой его хромосомы, завалялась та самая, отвечающая за специфическое функционирование сердца верийцев, срок его жизни был бы четко и однозначно отмерен. Отдать свое сердце этакому гибриду с щупальцами вряд ли бы кто-нибудь согласился. Не говоря уже о том…

— Погоди-ка… — Кир тронул Гарку за рукав. — Я тут подумал…

— Нет, — коротко сказал Гарка.

— Что нет?

— Ты плохо подумал. Кому будет лучше, если мы оба окочуримся во время пересадки? Это раз. Не говоря уже о том, что пересаживать тебе никто не возьмется. Это два. Одно дело — если в пустую грудь, без всяких неожиданностей. Другое — если у тебя уже есть свое сердце и в дополнение к этому — куча всяких-разных физиологических штучек, которые выявятся ровно во время операции. Как тут хоронят на Когнате? Красивая процедура?

— Нет.

— Ну и ладно. Все равно мы отменили твою идею. Потому что дурацкая. Пошли обедать.

— Гарка!

— Ну?

— Мы ее не отменили. Мою идею.

* * *

Все космические транспортники, способные на пространственный переход, выглядят примерно одинаково. Удивительно, что они взлетают с разным звуком. Кир и Гарка сидят в транзитном зале делихонского космодрома и играют в любимую игру всех мальчишек Конфедерации: угадывают по звуку, чей корабль пошел на взлет или на посадку.

— Земля, — прислушиваясь, удовлетворенно произносит Кир.

Гарка морщит переносицу. Через секунду соглашается:

— Точно. Садится.

Они смеются. Гарка откидывается на низком диванчике, закладывает руки за голову, ногу за ногу, зевает во весь рот.

— У тебя подошва протерлась на пятке, — Кир тычет щупальцем. Сам он сидит пока осторожно, особо позу старается не менять. При резких движениях в левом боку дергает ощутимо.

— До дырки? — Гарка пытается, не меняя позы, заглянуть себе под правый ботинок.

— Не-а.

— Ну, так и ладно. Продерется вконец — куплю новые. На Когнате, кроме валенок, мне еще полгода ничего не потребуется. А эти ботинки заслуженные: мне их отдал сам генерал Джерада три года назад. Я носил их только на Верии, пока ждал свидания.

— У тебя, что, нога не росла?

— Сначала велики были, потом пальцы уперлись. Поджимает, — честно признается Гарка. — Но новые понадобятся теперь только после Когнаты.

— Почему? — спрашивает Кир и понимает, что сморозил глупость. В боку колет так, что хочется взвыть. Но Гарке нельзя показывать. Он и так переживает.

— Ну… мне ж теперь не летать к родителям. Семь лет к маме, восемь лет к папе. — Гарка видит, что Кир расстроился, и ободряюще улыбается. — Хорошо, что отец успел за полчаса, правда? Говорят, ты бы дольше не выдержал в капсуле.

— Да, — выдавливает Кир и пытается сменить тему. — А Лалин папа тоже молодец, верно? Настоящий дипломат! Я диву давался, как он выторговал эти тридцать минут, чтобы твой отец мог нас прооперировать. Так все повернул, что, мол, Когната нашла для Верии решение твоей проблемы и теперь неудобно отказываться. Здорово мы их!

— Мне больше понравилось, как он неназойливо пригрозил оглаской. Наши ведь считают когнатян примороженными, а тут такой уровень дипломатии. Угроза небольшой утечки информации, после которой все узнают, чего стоит хваленая порядочность верийцев… Заголовки газет он им обрисовал красочно, — Гарка не скрывает злорадства.

— Да уж. «Верия медленно убивает сына доктора Гаррады», «Сын знаменитого хирурга обречен на смерть в снегах Когнаты», — цитирует Кир. — Страшно аж жуть.

Сердце (или сердца?) уже отпустило, и он с облегчением выпрямляется.

— Лале говорить не будем.

— Сама она не догадается… — фыркает Гарка.

Кир решает еще раз сменить тему.

— И куда ты собираешься после выпуска отправиться в новых ботинках? Давай со мной в экспедицию. Я написал землянам, что в этом году уступаю другому кандидату. По медицинским соображениям. Они ответили, что в целом я их устраиваю и в следующий раз место мое. Куйменские древности, можешь себе представить? Полные задворки Конфедерации, куда не ступала нога археолога. А цивилизации — семь тысяч лет.

В энтузиазме Кир взмахивает щупальцем, и тут же от боли сгибается пополам. Гарка встревожено наклоняется над ним, обнимает за плечи.

— Нет. И знаешь, Кир, если совсем уже честно… Не здорово мы их. Не семь и восемь лет, а четырнадцать и шестнадцать. Два раза по полчаса. Две операции. Одна — наша с тобой, другая — для дочери одного высокого чина с нашей планеты.

— Зачем вторая?

— Чтобы мне разрешили вернуться и получить медицинское образование. Я не буду доучиваться на Когнате, полечу домой. Ботинки куплю новые…

— Почему? — в который раз за последние полчаса спрашивает Кир, хотя он уже знает ответ.

— Потому что я хочу быть способен помочь, если что-то стрясется с твоим сердцем. А верийцы надеются, что я унаследовал таланты отца. Никогда не считал медицину своим призванием. Но… — Гарка задумчиво почесывает переносицу указательным пальцем. — Все же получили то, что хотели. Я — жизнь и возможность реабилитации родителей. Если буду себя хорошо вести, — невесело усмехается он. — Верия — новое потенциальное светило своей медицины. Когната избавилась от меня, торчавшего там как заноза. Только ты в минусе. Обещай мне одну вещь, ладно?

— Даже и не подумаю, — Киру совершенно не хочется обещать Гарке, что при малейшем колотье в боку он будет звать его на помощь через всю Вселенную. Тем более, что он заметил одну маленькую деталь. В начале разговора, когда они обсуждали операцию, Гарка еще говорил «наши», хотя иногда сбивался и на «они». Сейчас же, когда речь зашла о будущем, он перешел на «Верия», «верийцы», словно не хотел иметь ничего общего с теми, кто пересчитывал годы в минуты.

«Наверное, — подумал Кир, — при подобных капризах генома цивилизация может выжить, только сжавшись в кулак, на условиях тотальной верности и взаимопомощи всем своим и выталкивания и изоляции любого, кто выделяется из массы. Потому они и меня не взяли тогда на Хоммутьяре. Поэтому и не захотели слушать Гарраду. Поэтому Гарке придется всю жизнь отрабатывать эти тридцать минут, за которые и так уже дорого уплачено».

Он вспомнил изможденное лицо доктора Гаррады, быстрым шагом вошедшего в операционную. Знаменитый хирург не потратил ни мгновения зря, ни на секунду дольше положенного не задержался возле сына, только быстро сжал рукой его пальцы, перед тем как закрыть капсулу. А Кира обнял порывисто и крепко, шепнул на ухо: «Спасибо, сынок!» — и засуетился, замельтешил пальцами по груди, выставляя тарантулообразные датчики. Кир сморгнул. Если совсем уже честно…