На севере ждал гонца Яков Стюарт, король Шотландии. А на юге во дворце умирала старая королева Елизавета. Это не было тайной. Яркий парик, густые белила, постановочные выходы – ничто не могло скрыть губительного действия времени. Спектакль завершился со скрипом. И кто будет наследником?

Королева-девственница не решалась его назвать, но все: парламент, двор, Тайный совет – знали, что им должен стать Яков. Он был ближайшим кровным родственником по бабке из Тюдоров, сестре великого короля Генриха. И хотя Яков являлся сыном изменницы-католички Марии, королевы Шотландии, сам он остался незапятнанным. Посаженный на трон матери, которую едва знал, он был приучен править в духе осторожного протестантизма. За этим следил суровый шотландский совет. Яков идеально устраивал Англию.

А та устраивала Якова. После долгих тоскливых лет в убогом северном краю богатое английское королевство казалось ему поистине теплым и приятным местом. Такую ли волшебную судьбу приуготовил Господь для него и всех его потомков?

Однажды утром Божий промысел обозначился. Подул ветер времени, выметая длинную череду Тюдоров. Он потянулся по галерее холодным сквозняком, тревожа занавеси, тафту, шелка и мишуру. На север мчался гонец. Эпоха Стюартов пришла.

На улице, отходившей от церкви Сент-Мэри ле Боу, со стороны таверны и близ того места, где веками раньше красовалась вывеска Буллов, стоял чрезвычайно красивый особняк. Пятиэтажное здание из кирпича, дерева и штукатурки посреди фруктового сада, обнесенного стеной, доминировало над крохотной церковью Святого Лаврентия Силверсливза. Последние два года здесь проживал олдермен Дукет, раздраженный возобновлением спектаклей в «Блэкфрайерсе». И он тоже ждал решения участи своей семьи, пока гонец спешил на север к Якову. Мужчина заглянул в колыбель с новорожденным. Украдкой, чтобы не видела жена, сунул руку. Осторожно потрогал. Затем с облегчением улыбнулся.

Проклятие было снято.

Он был женат трижды: трое детей от первой жены, трое от второй, и нынешняя принесла еще троих – этот стал девятым. И ни на ком не лежало проклятия в виде перепончатых пальцев. Он никогда не забывал того дня, когда мальчишкой изучил руки деда и услышал от старика: «У моего деда было то же самое. А ему досталось от отца – того самого Дукета, что нырнул в реку и спас дочку Булла. Они, смею думать, помогли ему выплыть».

Род Дукетов был богат, как Буллам и не снилось. Когда король Генрих VIII распустил монастыри и прибрал к рукам значительную часть несметных церковных богатств, деду олдермена досталось столько, что его стали называть Серебряным Дукетом. Но их низкое происхождение оставалось бесспорным. Они и не пытались это оспаривать. Будучи также потомками Буллов, они отличались врожденным неприятием всякой лжи; к тому же через поколение или два им снова являлось напоминание в виде перепонок. С неизбежным смирились. Но гордый мальчишка – нет. Дедовы руки внушали ему ужас. Мнилось, что в благородную реку Буллов-аристократов, к которым он себя причислял, вливался грязный ручей. Хуже того, кальвинизм входил в силу, и он стал задумываться, не являлось ли оно меткой Божьего недовольства – знаком того, что его род не пребудет среди избранных?

Но теперь он узрел воочию, что река очистилась. Не был обезображен отец, не стал уродом и он. В тревоге, но с возраставшей надеждой он осматривал каждое новое дитя, третье поколение, и вот сложилось три раза по три, все без изъяна. Проклятие исчезло. Обязано было исчезнуть.

Конечно, ему все равно следовало соблюдать осторожность. Даже избранные сражались с дьяволом – врагом, сокрытым внутри. Актеры «Глобуса», например, изумились бы, узнай они, что Дукет посетил их спектакли и те ему даже понравились. Однако он сокрушил в себе эту слабость с той же беспощадностью, с какой пытался уничтожить их самих. Два года назад, когда вопреки его неустанным протестам в новом театре «Блэкфрайерс» дозволили время от времени выступать безобидным и благопристойным актерам-мальчикам, он переехал в свой нынешний дом подальше от заразы. А теперь он уверился: Бог послал знак. Покуда он пестовал семейство в духе высокой нравственности, ему открывалось поистине светлое будущее.

Взирая на своего девятого ребенка и третьего сына, Дукет счастливо улыбнулся и, благо имел вкус к классике, провозгласил:

– Назовем его Джулиусом! Героическое имя, как у Юлия Цезаря. – Взяв младенца за крошечный палец, он тихо добавил: – Да не прилепится к тебе, сын мой, впредь никакое проклятие.

Месяцем позже благосклонность небес, ныне отметившая семейство, подтвердилась: Дукет, выехавший с мэром приветствовать нового короля, был посвящен в рыцари вместе со своими товарищами-олдерменами. Теперь он стал сэром Джейкобом Дукетом и связан с монархом вассальскими узами. Поэтому он уверенно внушил своим детям две важные заповеди: «Храните верность королю». Вторая была исполнена еще более глубокого смысла: «Похоже, что Бог избрал нас. Будьте смиренны».

Под этим он, конечно, подразумевал иное: будьте горды.

В канун 5 ноября, когда король Яков – первый, кто носил это имя в Англии и шестой в Шотландии, – намеревался открыть английский парламент, в Вестминстерском дворце нашли огромный склад пороха. Выяснилось, что некий Гай Фокс вкупе с другими католиками-заговорщиками собрался взорвать короля, палату лордов и палату общин, а также и всю церемонию.

Это была сенсация. Сэр Джейкоб Дукет, темнее тучи, повел свое семейство во двор собора Святого Павла смотреть на казни. Джулиус был слишком мал, чтобы пойти, но к четырем годам, когда местная ребятня устроила против церкви Сент-Мэри ле Боу огромный костер и отметила годовщину сожжения чучела Гая Фокса, уже выучил песенку:

Помни, помни пятое ноября —

Порох, измена, заговор…

Он понимал и смысл, так как отец на всю жизнь преподал ему третью заповедь:

– Никакого папства, Джулиус. Паписты суть внутренние враги.

Марту Карпентер нельзя было не любить. Никто из знавших ее не мог вообразить в ней зла. Она его и не делала. Неизменно мягкая, кроткая, в свои двадцать семь она никогда ничего не просила для себя. Когда ей было велено сидеть дома и ухаживать за бабкой, она восприняла это как долг любви. Когда Катберт покинул их и отправился строить «Глобус», она, хотя бабка его прокляла, продолжала с ним видеться и молилась за его душу. Но сейчас от лица брата отхлынула кровь при виде книги, которую она протянула ему с ласковой улыбкой на круглом лице.

– Клянись, – молвила Марта.

Она разделяла пуританскую веру. Вера была силой, способной изменить мир.

Реформация сопровождалась не только разрушением. Истинной доктриной протестантов была любовь, и лучшие их проповедники несли благую весть о великой радости.

Таких людей собралось в Лондоне много. Кумиром ее детства был Шотландец – тихий старик с вьющимися седыми власами и умнейшими голубыми глазами. «Отбрось напыщенность, мирскую суету и суеверие Римской церкви – что останется? Истина. Ибо имеем Слово Божье в Писании, имеем изречения самого Господа нашего в Евангелиях». Читая Библию, Марта сознавала, что Бог обращался напрямую к ней.