Спускаясь с небес

Все это происходило снова.

Аннабель стояла перед ним и смотрела на него с презрительной усмешкой. В ее глазах он видел свое отражение на помосте в зале Совета, пропитанное кровью Ливви. Он видел ее в Туле, она звала Эша. Он вспомнил взмах своего меча, ее кровь, растекшуюся по всему телу.

Все это не имело значения. Она убьет Эмму, если сможет. Она убьет Марка и Хелен; она перережет горло Таю, и Дрю, и Тавви. Она была призраком каждого страха, который он когда-либо испытывал, что его семья будет отнята у него. Она была кошмаром, который он разбудил и не смог уничтожить.

Он добрался до нее, не замедляя шага, и вонзил свой длинный меч в ее тело. Она скользнула внутрь, как будто не было никакого сопротивления — ни костей, ни мышц. Как нож сквозь воздух или бумагу. Она опустилась по самую рукоять, и он обнаружил, что смотрит в ее налитые кровью алые глаза, всего в дюйме от него.

Ее губы с шипением оторвались от зубов. Но глаза у нее не красные. Они синие — как у Блэкторнов.

Он отпрянул назад, волоча за собой меч. Рукоять была темной от черного ихора. Зловоние демона было повсюду. Где-то в глубине души он слышал, как Эмма зовет его, кричит, что что-то не так.

— Ты не Аннабель, — сказал он. — Ты же демон.

Аннабель начала меняться. Черты ее лица, казалось, растаяли, потекли, как свечной воск. Под ее бледной кожей и темными волосами Джулиан разглядел очертания бесформенного эйдолонского демона-жирного и белого, как кусок грязного мыла, испещренного серыми воронками. Сверкающий флакон из травленого стекла все еще болтался у него на шее.

— Ты знал моего брата, — прошипел демон. — Сабнок. Из Туле.

Джулиан вспомнил кровь. Церковь в Корнуолле. Эмма.

Он потянулся к клинку Серафима на поясе и быстро назвал его: — Сариэль.

Демон ухмыльнулся. Он бросился на Джулиана, и тот вонзил в него клинок Серафима.

Но ничего не произошло.

Этого не может быть. Клинки Серафимов убивали демонов. Они всегда, всегда работали. Демон выдернул клинок из ножен, а Джулиан уставился на него, не веря своим глазам. Он рванулся к нему, Сариэль вытянулся. Не готовый к нападению, Джулиан поднял руку, чтобы отразить удар.

Темная фигура скользнула между ними. Келпи, весь острый, как бритва, с копытами и клыкастыми стеклянными зубами. Волшебный конь встал на дыбы между Джулианом и Эйдолоном, и Джулиан узнал келпи: это был тот самый, которого он спас от Дейна Ларкспира.

Он ударил копытом в грудь Эйдолона, и демон отлетел назад, клинок Серафима выскользнул из его руки. Келпи оглянулся через плечо на Джулиана и подмигнул, а затем бросился в погоню, когда Эйдолон вскочил на ноги и побежал.

Джулиан последовал за ним. Он прошел всего несколько шагов, когда его пронзила внезапная жгучая боль.

Он согнулся пополам. Боль пронзила его насквозь. Его спина, его грудь. Для этого не было никаких причин, кроме…

Эмма.

Он обернулся.

Все это происходило снова.

Эмма каким-то образом оказалась на земле, передняя часть ее одежды была мокрой от крови. Зара склонилась над ней-казалось, они боролись. Джулиан уже бежал, преодолевая боль, каждый шаг-миля, каждый вздох-час. Все, что имело значение, только бы добраться до Эммы.

Подойдя ближе, он увидел, что Зара присела рядом с Эммой, пытаясь вырвать Кортану из ее покрытой красными полосами руки, но хватка Эммы была слишком сильной. Ее горло и волосы были мокрыми от крови, но пальцы на рукояти Кортаны были непреклонны.

Зара подняла глаза и увидела Джулиана. Должно быть, он выглядел как смерть в человеческом обличье, потому что она вскочила на ноги и побежала, исчезая в толпе.

Похоже, никто еще не заметил, что произошло. В груди Джулиана нарастал вой. Он опустился на колени рядом с Эммой и поднял ее на руки.

Она обмякла в его объятиях, такая же тяжелая, как Ливви. То, как люди чувствуют себя отяжелевшими, когда перестают держать себя в руках. Он прижал Эмму к себе, и ее голова упала ему на грудь.

Трава вокруг них была мокрой. Там было так много крови.

Все это происходило снова.

— Ливви, Ливви, моя Ливви — прошептал он, прижимая ее к себе и лихорадочно убирая с лица мокрые от крови волосы. Там было так много крови. Он был покрыт ею в считанные секунды; она пропитала одежду Ливви, даже ее туфли промокли насквозь. — Ливия. Его руки дрожали; он нащупал свое стило и приложил его к ее руке.

Его меч упал. Его стило было в руке; иратце было мышечной памятью, его тело действовало даже без способности его ума понять, что происходит.

Эмма открыла глаза. Сердце Джулиана дрогнуло. Сработало ли это? Может быть, это сработало. Ливви даже не взглянула на него. Она была мертва, когда он поднял ее с помоста.

Эмма пристально посмотрела на него. Ее темно-карие глаза ласково смотрели на него.

— Все в порядке, — прошептала она.

Он потянулся, чтобы нарисовать еще одно иратце. Первое исчезло без следа. — Помоги мне, — прохрипел он. — Эмма, мы должны использовать ее. Связь парабатаев. Мы можем исцелить тебя.

— Нет, — ответила она. Она потянулась вверх, чтобы прикоснуться к его щеке. Он чувствовал ее кровь на своей коже. Она все еще была теплой, все еще дышала в его объятиях. — Я лучше умру вот так, чем буду разлучена с тобой навсегда.

— Пожалуйста, не оставляй меня, Эмма, — сказал Джулиан. — Его голос сорвался. — Пожалуйста, не оставляй меня в этом мире без тебя.

Ей удалось улыбнуться ему.

— Ты был лучшей частью моей жизни, — сказала она.

Ее рука безвольно упала на колени, глаза закрылись.

Теперь сквозь толпу Джулиан видел бегущих к ним людей. Казалось, они двигались медленно, как во сне. Хелен, зовущая его по имени; Марк, отчаянно бегущий; Кристина рядом с ним, зовущая Эмму — но никто из них не успеет добраться до него вовремя, и, кроме того, они ничего не смогут сделать.

Он схватил Эмму за руку и крепко сжал ее, так крепко, что почувствовал, как хрустнули под его ладонью маленькие косточки. Эмма. Эмма, вернись. Эмма, мы можем это сделать. Мы расплавили камень. Ты спасла мне жизнь. Мы можем сделать все, что угодно.

Он глубоко погрузился в воспоминания: Эмма на пляже, смотрит на него через плечо, смеется. Эмма вцепилась в железную перекладину колеса обозрения в Пасифик-парке. Эмма протянула ему букет вялых полевых цветов, сорванных в день похорон его матери. Он обнимал Эмму, когда они ехали на мотоцикле через Туле. Эмма в своем бледном платье в полночном театре. Эмма лежала перед камином в коттедже Малкольма.

Эмма.

Ее глаза распахнулись. Они были полны пламени, золотого, бронзового и медного. Ее губы шевельнулись. — Я помню, — сказала она.