талантом. Впрочем, будь у меня таковой, я бы стал маршалом Талига без посторонней помощи.

– Значит, – предположил Робер, – вы не очень талантливый военный, полагающий себя талантливым политиком?

– Не полагающий, – поправил Люра, – а талантливый, иначе мы бы с вами разговаривали в другом месте.

– Осталось вернуться к этому разговору позднее, – пожал плечами Эпинэ. – Когда о вашем таланте узнают Савиньяк и фок Варзов.

– Не волнуйтесь, герцог, мы обречены на удачу.

– Возможно, – покачал головой Иноходец, – но я не люблю обреченность.

– Я тоже, – признался комендант, – поэтому вожу удачу в поводу, хорошо кормлю и вовремя меняю подковы.

– Вы, я вижу, предпочитаете линарцев? – светским тоном осведомился Робер.

– Да, – граф Килеан-ур-Ломбах выглядел несколько озадаченным, – это хорошая порода, особенно для столицы.

– Не спорю, – глаза Эпинэ стали жесткими, – но удача не линарец, а чистокровный мориск. Возможно, даже мориск-убийца. Нам пора, не правда ли?

– Пора, – подтвердил маршал, – но Оллар будет ждать Ракана сколько потребуется.

2

Альдо гарцевал по берегу подернутого ломким ледком пруда. Вороной принца капризно задирал голову, но всадник легко управлялся со строптивцем. Облитый солнечным светом, наследник Раканов казался рыцарем со старинного гобелена, которому улыбается сама Победа.

– Господа, – принц поправил шляпу с красивым золотистым пером, ее вчера привез Люра, – сейчас мы увидим прошлогодний снег.

– Не самое удачное сравнение для поздней осени. – Святой Алан, неужели Иноходец не может раз в жизни если не порадоваться, то хотя бы помолчать? – На смену старому снегу придет новый, и скоро.

– И это говорит южанин! – Альдо засмеялся и хлопнул Робера по плечу: – Ничего, во дворце хорошие камины. Граф Килеан!

– Да, ваше величество?

– Вперед! Встретим побежденных в поле, как поступали наши брезгливые предки.

Принц пришпорил своего жеребца, и черный гигант бросился вперед, едва не сбив зазевавшегося гвардейца. Дик поскакал за Альдо, слегка придерживая расшалившуюся Сону. Все-таки в свите принца его лошадь лучшая! Если, разумеется, не считать Дракко. Бедный Оскар не дожил до этого дня, он ненавидел Фердинанда, но не верил в дело Раканов. Дик и сам не очень верил, пока не узнал Альдо.

Всадники друг за другом проскочили наспех залатанный мостик и понеслись по обсаженной тополями дороге, обгоняя ветер. Дик скакал рядом с Альдо, он давно не был так счастлив: война закончилась, власть Олларов рухнула, как карточный домик, Талиг свободен, Катари свободна, впереди только свет, радость и любовь. Конечно, враги никуда не делись, Люра-Килеан прав, нельзя недооценивать опасность, но не ызаргам остановить легендарного Зверя!

– Переходи на рысь, – Робер поравнялся с сюзереном. – Или ты хочешь показать Оллару, как падают лошади?

– Вот еще, – Альдо послушно придержал покрытого пеной жеребца. – А твой вроде сухой.

– Дракко – полумориск.

– После коронации я буду ездить только на морисках, – заверил принц, – но выбирать их будешь ты.

Теперь отряд шел походной рысью по трое в ряд. Сквозь просветы в стволах Ричард видел мушкетеров Люра, охранявших тракт. Симон – молодец, ничего не упустил, он будет замечательным комендантом.

Впереди показался всадник на гнедом белоногом коне, и Альдо натянул повод. Ричард, памятуя о судьбе Генри Рокслея, послал Сону вперед и вбок, заслоняя принца, но тревога оказалась ложной: перед ними был не убийца, а курьер. Генерал Морен докладывал, что Фердинанд Оллар доставлен в условленное место.

– Отлично, – лицо Альдо стало жестким, – я еще никогда не видел живого Оллара и вряд ли когда-нибудь увижу вновь.

– У Фердинанда есть сын, – некстати напомнил Эпинэ.

– Сын есть у королевы, – тут же поправил Люра, – но Фердинанд не имеет к этому никакого отношения.

– Тем лучше, – задумчиво произнес сюзерен, – я не намерен воевать с детьми, но из щенка может вырасти только собака, а из Оллара – только Оллар.

А что вырастет из детей Алвы? Конечно, они с Катари сделают все, чтобы Карл стал человеком Чести, но жить ему будет непросто. Ричард помнил, что значит быть сыном проигравшего, но Эгмонт погиб за правое дело, его память чтили все истинные талигойцы, у детей Катари не будет даже этого утешения.

– Дикон, кончай считать кошек, – потребовал Альдо, – не затем приехали. Глянь, и это называлось королем!

3

Фердинанд Оллар стоял на коленях посреди пустого поля, а за его спиной маячили еще человек восемь, тоже коленопреклоненных. Какие-то «навозники», но не из главных, главные удрали, от возмездия не ушел лишь Леонард Манрик.

– Герцог Эпинэ, герцог Окделл, граф Килеан-ур-Ломбах, виконт Рокслей, – вполголоса перечислил Альдо Ракан, посылая коня вперед. Пятеро всадников, вернее четверо и один, шагом пересекли поле и остановили коней в шаге от одутловатой трясущейся туши, недавно восседавшей на краденом троне.

Бывшего короля и его прихвостней сторожили обычные гарнизонные солдаты, но позади Ричард заприметил лиловых стрелков. Разрубленный Змей, Придды! Откуда?!

– Оллар, – властно бросил Альдо, – признаешь ли ты себя побежденным?

– Да… – промычал Фердинанд, не осмеливаясь посмотреть в глаза победителю. – Признаю…

Разрубленный Змей, да он совсем потерял голову от страха. Это мужчина? Навоз и есть навоз, ему место в хлеву, а не во дворце. Человек Чести никогда не станет блеять, как овца на бойне. Святой Алан умер с гордо поднятой головой. Он мог спастись, его бы никто не посмел упрекнуть, но герцог Окделл вернулся и покарал предателя, потому что был верен своему королю и своей клятве. Единственный из всех! Остальные сдались, разбежались, предали. Даже фок Варзов, даже Эпинэ!

– Что ты просишь для себя?

Коленопреклоненный толстяк вздрогнул. Фердинанд был одет словно для дворцовой церемонии, только без короны. Приглядевшись, Ричард заметил на толстой шее веревку, почти незаметную среди многочисленных орденских цепей. По законам старого рыцарства это означает, что побежденный вручает свою судьбу победителю, победитель же задает вопрос Чести. На него мог быть один ответ: «Я не прошу ничего и вверяю свою душу Создателю, а свою Честь и свою жизнь – избраннику Его».

– Я согласен с любыми условиями, – пробормотал Фердинанд. – Мне все равно…

Трус, святой Алан, какой же жалкий трус, не имеющий понятия о Чести. С ним говорят, как с рыцарем, а он дрожит, как лавочник.

– Хорошо, – на лице Альдо была гадливость, – подпиши отречение и живи.

– Ваше величество, прошу меня простить, – Симон Люра говорил тихо, почти шептал, но Ричард слышал каждое слово, – по Золотому договору, отречение, не прочитанное отрекающимся монархом и не оглашенное вслух в его присутствии и в присутствии не менее четырехсот его подданных, является недействительным. Более того, в оглашенном отречении нельзя менять ни слова.

– Да? – Альдо казался раздосадованным. – Я не знал. Ты говорил, что никаких сложностей не будет.

– Ваше величество, это не сложности. Ликтор готов огласить отречение.

– Что ж, – вздохнул Альдо, – придется слушать и смотреть. Оллар, хватит дрожать. Читай!

Фердинанд покорно взял протянутый листок. Руки бывшего короля тряслись, и вместе с ними тряслось отречение. Дику стало неловко. Не за бывшего