разобраться со мной за то, что я пронес в капуанскую тюрьму яд для Минуция, избавив его от позорной казни…

– Никто ничего не узнает, – промолвила Ювентина.

– Будем надеяться… Как зовут сенатора, которого ты привела для обмена?

– Секст Рубеллий Гемин.

– Знаю его. Среди сенаторов человек ничтожный. Но у него богатейшая вилла у Симбрувинского озера… Аквилий всегда косо смотрел на попавших в плен к врагу и, возможно, пожертвовал бы этим знатным пленником ради удовольствия перебросить голову главного мятежника через стену Триокалы с засевшими в ней остатками его разбитого войска. Наши предки допускали подобное варварство даже по отношению к врагу, считавшемуся достойным противником143. Но я обязан жизнью тебе и Думноригу. Я всегда об этом помню. Ты спасла меня от верной смерти под Капуей, потом благодаря твоему письму Думнориг оказался в лагере у Родана и самоотверженно рисковал своей головой, спасая меня, раненого, от ярости амбронов под Аквами Секстиевыми… Он еще жив?

– Я видела его сегодня в Триокале, – ответила Ювентина, думая о Мемноне и желая только одного – поскорее уйти.

– После битвы с тевтонами Думнориг неожиданно исчез, – продолжал Лабиен. – Рассказывали, что у него была стычка с каким-то обозником из-за добычи. Обозника нашли мертвым, а Думнориг, боясь судебного разбирательства, предпочел не возвращаться в лагерь.

– Это не совсем так, – мягко возразила Ювентина. – Два негодяя напали на тевтонскую девушку, попытавшись изнасиловать ее у него на глазах. Думнориг вступился за нее. Произошла короткая схватка, во время которой один из обозников был убит, а второй спасся бегством.

– Я не поверил чужим россказням о нем. Хотя он и варвар, но в его сердце есть место для благородства и чести. Мой друг Серторий оставил о нем самые добрые воспоминания. Мне он спас жизнь. Я у него в долгу. Если доведется, я постараюсь избавить его от пыток и креста… А тебе, Ювентина, я еще раз предлагаю воспользоваться моим предложением, которое я сделал тебе четыре года назад в Капуе.

– Ответ мой тот же, что и раньше, – твердо ответила Ювентина.

– Неужели вернешься в Триокалу? Подумай, ее дни сочтены. Стоит ли подвергать себя опасности?.. Одно твое слово – и я завтра же отправлю тебя в Италию.

Ювентина отрицательно покачала головой.

– Не буду скрывать от тебя, Лабиен. Я уже решила, что буду искать спасения на Крите. Беглым рабам там еще можно вздохнуть свободно…

На губах Лабиена дрогнула слабая улыбка.

– Такой ты и останешься в моей памяти… гордой, смелой и свободолюбивой. Именно такой ты мне всегда нравилась. Будь ты римлянкой, я без колебаний предложил бы тебе выйти за меня замуж. Но я поклялся идти по выбранному мною пути. По возвращении в Рим меня ждет женитьба на девушке из патрицианского рода. Это мне необходимо для дальнейшего продвижения по службе, потому что мой род незнатен. Впереди меня ждет долгая и упорная борьба сначала за квестуру, потом эдилитет, претуру и, наконец, консульство. Я должен всего этого достигнуть и достигну, потому что чувствую в себе большие силы и способность хоть сейчас возглавить легионы, чтобы повести их к победе в любой войне…

Он остановился, словно досадуя на свою откровенность.

– Если передумаешь, возвращайся, – после короткой паузы сказал он. – А пока мне остается пожелать тебе, чтобы все великие боги и богини тебе покровительствовали. Прощай, Ювентина! Спасибо тебе за все.

– Прощай, Лабиен! Я тоже буду с благодарностью помнить о тебе. Да поможет тебе Юпитер и защитит Марс!

Ювентина, выйдя из палатки, торопливо зашагала к реке.

Там ее с нетерпением и беспокойством ожидали Амадок и Корбис, удерживая на плаву лодку.

– Римляне отправились сопровождать носилки, – сказал Амадок, помогая Ювентине войти в лодку. – С ними центурион. Он нам не доверяет. Грозился пустить в ход мечи, если обнаружится обман.

– О чем разговор? Передадим римлянам пленных и мирно разойдемся.

– Если бы легионеры могли узнать в раненом самого Мемнона, они подняли бы большой шум, – проговорил сквозь зубы Корбис, отталкивая лодку веслом от берега.

Ювентина тоже не без тревоги думала о том, как поступил бы Лабиен, если бы знал, что Мемнон жив. Но все прошло благополучно. Обмен был произведен в глубине небольшой рощицы в неполной миле от реки.

Центурион и его легионеры, выйдя из рощи, поспешили обратно к реке в сопровождении вызволенных из плена соотечественников.

Начало темнеть. Когда римляне скрылись из виду, Ювентина обратилась к Корбису и двенадцати всадникам своей охраны:

– Война закончилась нашим поражением. Триокала обречена. Там всех нас ждут лишения, голод и смерть. Мемнон тяжело ранен. Он сражался, как подобает великому воину, с самого начала и до конца сражения. Он сделал все, что мог, предводительствуя войском. Я решила вместе с ним покинуть Сицилию. Корабль ждет нас в Термах. Владелец корабля обещает доставить всех нас на Крит. Места на нем хватит всем. На Крите мы найдем приют в загородном поместье близ Кидонии. Вы уже знаете, что там живут в коммунистической колонии наши братья. Решайте!

Никто не захотел возвращаться в Триокалу. Только Осторий попросил отпустить его.

– Что мне делать на Крите? Пусть я пасынок Рима, но жить и умереть хочу только в нем.

Ювентина сурово отказала:

– Молчи, старик. Я не могу оставить Мемнона без помощи такого опытного врача, как ты. Если нам удастся благополучно добраться до Крита, у тебя будет возможность вернуться в Италию… Обещаю тебе это. Только зачем тебе возвращаться в Рим и доживать там век в нищете и одиночестве?..

Осторий вместо ответа только вздохнул.

Маленький отряд покинул рощу. Всадники, спешившись, вели коней в поводу следом за носилками, на которых лежал недвижимый Мемнон, прикрытый плащом. Носилки несли четыре воина.

Еще до наступления темноты отряд вышел на дорогу, которая вела к Термам Селинунта.

В это время раненый застонал и пришел в себя.

– Опустите носилки! – приказала Ювентина.

– Где я? – слабым голосом произнес Мемнон.

– Я с тобой, родной мой. Ты в безопасности, – ласково сказала Ювентина.

– Ювентина!.. Это ты?.. Я плохо вижу тебя… Мы разбиты?

– Не волнуйся, милый. Тебе нужен покой…

– Не могу вспомнить… сражение… мы были окружены…

– Теперь все это позади. С тобой друзья. Мы идем в Термы Селинунта. С нами Осторий, врач. Он говорит, что раны твои неопасны…

– Скажи…

– Береги силы… не задавай вопросов. Я сама тебе после обо всем расскажу. В Термах нас ждет корабль. Когда-то, помнишь, ты обещал увезти меня на Крит, в Кидонию. Мы вместе об этом мечтали. Теперь не ты, а я отвезу тебя туда… Потерпи, дорогой.

Но Мемнон уже не слышал ее, снова впав в забытье.

Еще не погасли звезды, когда отряд добрался до Терм Селинунта и прошел по улицам спящего городка к одному из причалов, у которого покачивалась на волнах «Кибела», двухпалубный корабль Пангея.

По прибытии Ювентины и ее спутников матросы и гребцы, подгоняемые зычными возгласами кормчего, засновали по обеим палубам, готовясь к дальнему плаванию. Носилки с раненым Мемноном отнесли на верхнюю палубу. Осторожный Пангей, как только Амадок коротко поведал ему о поражении восставших под Алларой, не стал дожидаться рассвета и приказал кормчему как можно скорее выходить в море. Он словно предчувствовал опасность, и, как оказалось, не напрасно.

Никто из беглецов не мог предположить, что освобожденный из плена сенатор Рубеллий Гемин еще на правом берегу Аллары сообщит центуриону, уводившему освобожденных пленников в римский лагерь, что узнал в раненом Мемнона, главного предводителя мятежников, когда его проносили мимо него на носилках.

Это сообщение поразило центуриона.

– Ты не ошибся? – вскричал он, остановившись.

– Я почти год был в плену, видел этого варвара несколько раз и хорошо его запомнил…

– Ну нет! От меня он не уйдет, – со странным блеском в глазах произнес центурион. – Сколько миль отсюда до Триокалы? – быстро спросил он, обратившись к сенатору.

– Не меньше четырех… Но что ты задумал?

– Всего четыре мили! Ах, маловато! Они успеют дойти до своей крепости. Но все же я постараюсь догнать и перебить всю эту