Сколько таких неосторожных погибло? Кто подсчитает?

Знал ли Эренбург о подобных настроениях? Бесспорно, знал! Но с известным ни он, ни мой отец ничего не могли поделать и ничего не могли сказать. На то и пуля — в затылок!

Нечто подобное Эренбург переживал сам.

Завоеванное право

Еврейский вопрос внутри РККА в форме антисемитизма вспыхнул дымящимся копотью пламенем сразу же — в первые месяцы войны. И здесь Эренбург выступил открыто и смело.

24 августа 1941 года, за месяц до падения Киева и расстрела в Бабьем Яру, когда геноцид немцам еще удавалось скрывать от Америки и еле дышащей мировой общественности, резко сократившейся в размерах, когда уничтожение евреев, как одну из главных целей нацистов во Второй мировой войне, прятали в коричневых кулисах и евреи — во всяком случае в Советском Союзе — в большинстве не понимали со смертельной ясностью, что их ждет на оккупированной территории в скором будущем, Эренбург выступил на первом еврейском радиомитинге, и газета «Правда» опубликовала это обращение без купюр. Для Эренбурга намерения нацистов не были загадкой. Он прямо заявил, что гитлеровцы напомнили ему имя матери — Ханна. Всего через десяток лет — ничтожный исторический срок! — абакумовско-рюминская свора, прокатывая неоднократно эти слова в своих дознавательных норах и пытаясь придать им националистический оттенок, опять подготовилась напомнить Эренбургу, что имя его матери — Ханна.

— Евреи, в нас прицелились звери! — мужественно и не таясь обращается к соплеменникам Эренбург. — Наше место в первых рядах. Мы не простим равнодушным. Мы проклянем тех, кто умывает руки.

Тогда Эренбург утвердил окончательно собственное кредо:

— Я — русский писатель, и я — еврей. Я говорю это с гордостью. Нас сильнее всего ненавидит Гитлер!..

Два уточнения. Гитлер больше всего ненавидел людей еврейского происхождения, которые считали себя русскими и которые хотели защищать Россию именно как свою мать-Родину. Слова Эренбурга сегодня невыносимы для очень многих русских нацистов и националистов: фамилии их очень хорошо известны. Но пока, слава богу, не наступило время, когда они могли бы решать, кому считать Россию родиной.

— Сейчас я, как все русские, защищаю мою родину, — говорил Эренбург, навсегда совмещая себя и свое происхождение с Россией, русским народом и русским языком.

Но он говорил это не потому, что некуда ему было деваться. Прошлое подтверждало искренность. 18 августа 1926 года с борта парохода в Тирренском море Эренбург писал Николаю Тихонову: «Да, пусть я плыву на Запад, пусть я не могу жить без Парижа, пусть я в лад времени коверкаю язык, пусть моя кровь иного нагрева (или крепости), но я русский»[4]. До войны Эренбург мог прекрасно «деваться» куда угодно. Примеров тому легион. Однако подобное право — сражаться за Россию — надо было все-таки завоевать. Похожие речи и чувства не могли не вызвать душевного отклика у нормальных, не зараженных антисемитизмом людей. Но были и другие.

Водка и клика или что-то иное

Есть, быть может, не очень внятные указания на отношение, например, Михаила Шолохова к евреям в начале войны и на ответную реакцию Эренбурга. В первые месяцы ему, несомненно, приходилось отбивать наскоки на внутреннем фронте. Краткие, а позднее и более обширные записи свидетельствуют о сложности возникшей ситуации и о неприкрытом стремлении небольшой группки во главе со знаковыми фигурами возвратиться к никогда окончательно не угасавшим национал-большевистским настроениям.

Супруга автора знаменитой книги «Хранить вечно!» Льва Копелева, литературовед и переводчик Раиса Орлова цитирует в воспоминаниях следующие слова Эренбурга: «Он (Шолохов) был тогда не с нами (то есть во время войны), потому что казаки не с нами. А для него эта связь — кровная. И человечески, и творчески. Тогда начались водка, антисемитизм, позорная клика мелких людишек вокруг него».

Водка и клика или что-то иное? Слухи об авторстве «Тихого Дона» бродили и до войны. В Ростове, кажется, даже состоялся официальный разбор дела. Но к 1941 году вроде бы все улеглось. Технических средств исследования тогда не применяли, и противники Шолохова угомонились. Однако душенька-то по-прежнему волновалась. Злость кипела и требовала выхода. Выход всегда один — в ненависти к невинным и ни к чему не причастным. Данная ситуация аксиоматична.

Вспыхивали и ничем не завуалированные столкновения, когда Эренбург называл Шолохова погромщиком. Сохранилось письмо Василия Гроссмана, в котором он рассказывает о героизме евреев, проявленном на Юго-Западном фронте, и просит пристыдить Шолохова за его выходки. «Просьба» верно отражает уязвимое положение евреев, когда на одном конце прямой им угрожал геноцид, а на другом — презрение, злоба и даже пуля в затылок от любезных соотечественников, которых, к счастью, оказалось не очень много.

Позиция Шолохова по отношению к евреям сейчас выявлена окончательно. Однако его оценка таких казаков, как майор Иван Кононов, который во главе своей части перешел в безобидной ситуации на сторону немцев, никогда и нигде не обсуждалась. Шолохову подобные факты не могли не быть известны. Он не имел права оставить столь прискорбный эпизод без внимания.

Первый, но не последний

Между тем в соответствии с приказом командующего тыловым районом группы армий «Центр» генерала Шенкендорфа от 28 октября 1941 года был сформирован первый казачий эскадрон под командованием майора-перебежчика. К сентябрю 1942 года под началом Кононова уже находились 102-й (с октября 600-й) казачий дивизион (1, 2, 3-й конные эскадроны, 4, 5, 6-я пластунские роты, пулеметная рота, минометная и артиллерийская батареи). Общая численность дивизиона составляла 1799 человек, в том числе 77 офицеров.

В 1942–1943 годах подразделения дивизиона вели напряженную борьбу с партизанами в районах Бобруйска, Могилева, Смоленска, Невеля и Полоцка.

Приказом немецкого командования от 25 февраля 1945 года 1-я казачья кавалерийская дивизия была преобразована в 15-й казачий кавалерийский корпус войск СС, куда входил и 5-й Донской полк подполковника Ивана Кононова…

Я уделил столько внимания этому добровольному перебежчику потому, что он был первым, но не последним. О роли десятков тысяч казаков в период войны с фашизмом если не все, то многое стало известно. Да и в минувшие годы такие люди, как Эренбург, рано или поздно узнавали о прискорбных фактах похожего рода. Не оставались они тайной, ясное дело, и для Шолохова, который, однако, ни с какими заявлениями по поводу измены части казаков не выступал. На таком фоне его атака на евреев и Эренбурга принимает зловещие черты. Разумеется, Эренбург не мог ему ответить должным образом.

Армия-освободительница

Советская армия по отношению к евреям из гетто и концлагерей — за довольно редким исключением — выполняла освободительную миссию. Ее ждали, как ждут второго пришествия Христа. Разные категории людей, находившихся или в стане немцев, или среди военнопленных, или на германских предприятиях и на фермах у бауэров, а позднее зацепившихся в Европе и ставших перемещенными лицами, предпочитают о настроениях евреев умалчивать. Евреи ждали Советскую армию. Она являлась их спасительницей. Концовка фильма далекого от России американского режиссера Спилберга «Список Шиндлера» очень точно передает атмосферу этого ожидания.