Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Я знал, что у тебя доброе сердце, — тепло отозвался Джоэл, хотя еще полгода назад ни за что не сказал бы подобного, особенно, если речь зашла бы о возможной разумности созданий Хаоса. Но ядовито-тяжелое лето изменило не только его тело, но и сознание, всю его суть.
Там, в Квартале Ткачей, на Королевской Улице, он встретил смерть, чтобы возродиться кем-то новым, возможно, более доверчивым, но более человечным, несмотря на переливания звериной крови, которая вопреки всем законам науки, не не вредила, а исцеляла. Или же только ему повезло? Или же те, кому вкалывали стимуляторы в Академии все-таки обращались из-за нее? В любом случае, Цитадель лишалась своего козыря.
— Ну что там? — спросил Джоэл, машинально поглаживая Вен Даррена по загривку. От этого немного успокаивались они оба, точно в этом черном псе из Хаоса Джоэл нашел свое отражение в зверином мире.
— Никого. Вроде. В дыму все, — кивнул Ли, выглядывая из-за дверного косяка. — Это вы с чутьем! Вам виднее должно быть.
Они двинулись по коридору к каморке провизора, к условно незапрещенной территории. Дверь с кодовым замком с негромким лязгом затворилась за ними. Но скрыть следы проникновения им бы уже все равно не удалось: они похитили, возможно, главную ценность ученых. Впрочем, судя по неосторожно брошенному возгласу одного из мучителей в халатах, Вен Даррен не первый попался. И не так уж им дорожили, вряд ли догадываясь, что имеют дело с наследным принцем Вермело, пусть и сильно видоизмененным. Продержался он, похоже, дольше остальных несчастных, из которых выкачивали кровь.
— Там… там кто-то есть! — вздрогнул Вен Даррен, попятившись и прижав хвост к задним лапам. Он испуганно заскулил, как самый обычный пес.
Беглецы спустились по лестнице в фойе, считая, что путь чист. Да и на крупную черную собаку, случайно забредшую через распахнутые двери внутрь, вряд ли кто-то обратил бы внимание. А вот на налетчиков в масках — еще как, что и сделал обладатель скрипучего низкого голоса:
— Что вы здесь забыли, малахольные? Опиум воруете? Донесу!
Нейл Даст высился в дыму иссушенным древом посреди мирового пожара, точно смутные фигуры из тревожных снов последнего времени. Похоже, никто не потрудился вывести старика из казематов арсенала, или же, что более вероятно, он сам отказался принимать помощь.
Наверняка он до последнего ждал, что все само уляжется, а когда дым добрался до его подземелий, еще долго запирал сто замков, чтобы возможные враги не получили доступ к оружию. И все же поражал цинизм, с которым Уман Тенеб бросил живую легенду Цитадели, как будто мечтая избавиться от единственного верного кодексу охотника.
Но Нейл Даст рассекал дымовую завесу с привычной суровой невозмутимостью, прикрывая морщинистое лицо крупным шейным платком. Отчетливо виднелись только глаза, совсем не стариковские, умные и грозные, как у опытного хищника, вожака стаи. Похоже, он немедленно узнал новоявленных налетчиков. Ни преклонный возраст, ни годы в недрах арсенала не притупили его проницательности.
Скрываться или трусливо удирать не имело смысла. Перед ними предстал справедливым судьей сам дух Цитадели. Джоэл резко остановился, загораживая собой спутников.
— Нет, господин Даст. Не опиум, — глухо признался он, снимая и сворачивая маску. Это все равно следовало сделать до выхода. А едкий дым уже достаточно рассеялся, чтобы относительно свободно дышать без куска материи на лице.
— Значит, признаете, что воруете? — возмущенно оскалился Нейл Даст, также опуская шейный платок. Они смотрели друг на друга открыто и честно.
— Нет, не воруем, — ответил Джоэл, застыв со смирением кающегося грешника, которое не обрел бы в стенах Айгрежи пред святителем Гарфом. Их жизни теперь зависели только от прощения или гнева старейшего из охотников.
— Выясняли состав стимуляторов, — пискнул из-за спины Ли, обретя неожиданную смелость. Он тоже понял, что лгать не имеет смысла.
— Этих ваших гадких штук в шприцах? — скривился Нейл Даст. — Не думал, что они так засекречены.
— Засекречены. Потому что в них кровь созданий Хаоса. И от нее молодняк академии обращается, — на одном дыхании поведал Джоэл.
Нейл Даст изменился в лице. Морщины перекатывались волнами изумления и гнева, от которого старик яростно зашипел, а потом закашлялся, но быстро пришел в себя и несколько надменным невозмутимым тоном ответил:
— Вот оно, в чем дело. Вот, почему меня сместили-то! И вот почему следующий после меня повесился, проклятый трус. Жду, когда Уман ваш тоже повесится, чтоб ему пусто было. — Нейл Даст сощурился: — Зачем все рассказали-то? Не боитесь, что я вас выдам?
— Не боимся, — с непривычной уверенностью отозвался Джоэл. Он и правда не испытывал страха. Если и оставался человек, которому он еще доверял в Цитадели, то им был именно Нейл Даст, который изначально не одобрял внедрение стимуляторов.
— Ну что ж, ступайте, — кивнул он, скользнув задумчивым взглядом по тихонько скулящему Вен Даррену. — И что будете теперь с этими знаниями делать? Кому скажете?
— Пока не знаем, — выдохнул Джоэл. После увиденного в лабораториях он сомневался, что готов все поведать Энн. Обстоятельства складывались совсем не так, как они предполагали. Но, пока их отпускали, они поспешили к выходу.
Нейл Даст неторопливой размашистой походкой пошел следом вдоль фойе. Так, словно вся Цитадель принадлежала ему. Предавшая Цитадель.
— Как обычно. Знания есть, а не знаете, — бросил он в спину. — О да, знакомое дело. Я тоже не знал, что делать со знанием о людоедстве… той зимой, во время неурожая. Как бы ваши знания не стали таким же тяжким грузом.
Джоэл, надевая плащ, выуженный из разбросанного у входа тряпья, поежился, как от прикосновения ледяного ветра. Напутствие прозвучало приговором.
Как-то раз Нейл Даст рассказывал, вернее, случайно обронил, что во времена его молодости в городе было совсем туго с продовольствием. Вермело «доел» запасы прошлых времен, а к новой системе хозяйствования не приспособился до конца. Или же просто дала сбой система распределения: чья-то недальновидность, возможно, вороватая жадность, совпала с неурожайным годом.
Холодную позднюю осень ознаменовали бунты. Люди не просили ни прав, ни свобод — только кусок хлеба. Но власть молчала, вместо еды выставляя пики в лице охотников и военных. Людоедство в трущобах и более приличных кварталах началось немного позднее, к середине зимы, когда сил на бунты и их подавление ни у кого не осталось. И вот тогда-то жители Вермело узнали еще один страшный закон Змея: испробовавшие человечины, превращались на следующую же ночь в сомнов.
Именно тогда случилась первая эпидемия обращений. И Нейл Даст вовремя понял, с чем она связана, за что через несколько лет удостоился титула Верховного Охотника. Впрочем, не перестал выходить в город на боевые задания до тех пор, пока кожу не избороздили поверх шрамов глубокие морщины, а цепкие пальцы не скрутил артрит. Не берег себя для сохранения великих тайн, за что и удостоился звания живой легенды, самого духа Цитадели.