Месяц спустя судья Лэндис взял реванш. Утром 3 августа 1907 года более тысячи человек пытались проникнуть в зал суда, где Лэндис зачитал решение по делу «Стандард Ойл». (Возможно, предваряя его, Рокфеллер объявил о даре в тридцать два миллиона долларов Совету по всеобщему образованию.) С трудом служащие закрыли большие двери, не пуская волну зрителей. Бледный и нервный судья Лэндис назвал «Стандард Ойл» сущим грабителем и обрушился на ее адвокатов за их «намеренную наглость»11. Зрители хохотали над оскорблениями, и приставам неоднократно приходилось призывать к порядку. Затем Лэндис обрушил свою бомбу – штраф против «Стандард Ойл, Индиана», по сравнению с которым все предыдущие штрафы в истории американской промышленности казались мелочью: 29 миллионов двести сорок тысяч долларов (четыреста пятьдесят семь миллионов долларах 1996 года). Это был максимальный штраф: двадцать тысяч долларов за каждую из одной тысячи четырехсот шестидесяти двух партий нефти, упомянутых в иске. Репортеры с трудом пытались передать, насколько штраф огромен. На эти деньги можно было построить пять боевых кораблей; заполнить сто семьдесят семь железнодорожных платформ серебряными долларами; каждый год нанимать сорок восемь тысяч семьсот тридцать уличных рабочих. Сумма составляла чуть больше половины денег, которые ежегодно печатало федеральное правительство. Так как штраф соответствовал почти тридцати процентам от ста миллионов долларов капитализации «Стандард Ойл», теоретическая доля Рокфеллера составила бы восемь миллионов одиннадцать тысяч семьсот шестьдесят долларов. Когда Марка Твена спросили про штраф, он ответил, что ему это напомнило слова новобрачной на следующее утро: «Я этого ожидала, но не предполагала, что он будет такой большой»12.

Рекордный штраф дал Рокфеллеру возможность устроить представление характерного для него самообладания. Он играл в гольф двумя парами в Кливленде, и тут на поле прибежал посыльный, сжимая в руках желтый конверт. Рокфеллер забрал его, дал мальчику десять центов и прочитал приговор, даже не моргнув. Наконец он положил сообщение в карман и сказал партнерам по гольфу: «Итак, продолжим, джентльмены?»13 Затем он послал мяч великолепным ударом ярдов на сто шестьдесят (ок. 146 м). Поначалу никто не осмеливался задать вопрос, потом один человек набрался храбрости: «Сколько?» «Двадцать девять миллионов двести сорок тысяч, максимальный штраф, полагаю, – хладнокровно ответил Рокфеллер и, показав на «ти», добавил: Ваш удар, джентльмены»14. По всем рассказам Рокфеллер был в тот день в великолепной форме и завершил девять лунок за пятьдесят три удара, его лучший результат. На следующий день одна из кливлендских газет сообщила относительно инцидента: «Ни выражением лица, ни жестом не показал основатель «Стандард», что он может быть расстроен или разгневан приговором, вынесенным в Чикаго»15.

Разумеется, за бесстрастностью Рокфеллера крылась глубокая ярость. Штраф Лэндиса поддерживал тезис, что империя «Стандард Ойл» выросла, основываясь на неэтичных, даже незаконных скидках, а не на деловых качествах ее создателей. До конца дня Рокфеллер выступил с заявлением, укоряя суд: «В отношении компании проявлена великая несправедливость. Это происходит из незнания, как создавалось большое дело. Все эти годы никому не было известно, да никто и не интересовался, как оно возникло»16. Гейтс, углядев влияние Тедди Рузвельта, написал Рокфеллеру, что утратил восхищение перед этим человеком и надеется, что «этот поразительный и безрассудный грабеж и разбой под видом закона заставят коммерсантов и умных людей нашей страны очнуться и увидеть, к какой пропасти мы катимся»17.

В какой-то момент во время той знаменитой игры в гольф 3 августа 1907 года Рокфеллер заметил: «Судья Лэндис умрет гораздо раньше, чем будет выплачен штраф», – и предсказание оказалось верным18. Он редко так резко высказывался на публике. Многие наблюдатели сочли штраф Лэндиса политическим заявлением и пропагандистским трюком, а не здравой юриспруденцией. В июле 1908 года федеральный апелляционный суд не только отменил штраф, но и объявил строгий выговор судье Лэндису за то, что тот посчитал каждую партию нефти как отдельное преступление. Судья Питер С. Гросскап, назвав действия Лэндиса «злоупотреблением права на судейское усмотрение», распорядился провести повторные слушания, в ходе которых «Стандард Ойл» была признана невиновной19. Тедди Рузвельт был вне себя от ярости. Штраф Лэндиса он считал чрезмерным, но сам процесс справедливым. Через день после того как штраф отменили, Рузвельт заявил, что правительство будет вновь преследовать «Стандард Ойл» за пользование скидками, так как «не вызывает абсолютно никаких вопросов, ни вина ответчика, ни, в особенности, тяжесть преступления». Разочарованный, он сказал с ноткой помпезности, что решение «наносит ущерб делу цивилизации»20.

* * *

К началу осени 1907 года многие прорицатели с Уолл-стрит говорили о диком спаде на финансовых рынках в ответ на штраф Лэндиса и антимонопольные иски. «Нельзя, чтобы эти преследования деловых интересов продолжались всегда, – предупредил Старший сына в конце августа. – Иначе нам следует готовиться к катастрофическим последствиям для нашего коммерческого устройства. Я полагаю, нам стоит увеличить запасы денег за счет дохода»21. Через неделю после штрафа Лэндиса акции «Стандард Ойл» спустились с пятисот до четырехсот двадцати одного, приведя к падению фондовой биржи.

Критики, нацеленные на реформы, решили, что к панике привело неправильное поведение самого делового братства. Несколько лет фондовая биржа без особых усилий держалась на притоке легких денег, низких процентных ставок и сумасшедших спекуляций на акциях меди, горного дела и железных дорог. К этой эйфории продажи акций подгоняли нездоровые компании, а инвесторы жадно поглощали разводненный капитал. Среди самых серьезных спекулянтов были тресты, пользующиеся лазейками в законе для крупных спекуляций на бирже, одновременно предоставлявшие чрезмерные кредиты под залог ценных бумаг. Рокфеллер честил «эпоху чрезмерной уверенности и спекуляции», которая приведет к серьезной очистительной реакции22.

В сентябре количество денег сократилось, и Рокфеллер положил в несколько нью-йоркских банков облигации, которые могли гарантировать государственные займы – за эту операцию спасения он собрал хорошую комиссию в два процента. В октябре 1907 года паника охватила Уолл-стрит, толпы напуганных вкладчиков выстроились в очереди в банках, чтобы опустошить счета, и Дж. П. Морган поспешил вернуться в Нью-Йорк с собрания англиканской церкви в Ричмонде. 22 октября помощники Моргана изучили бухгалтерию «Никербокер траст», и он решил, что банк безнадежно неплатежеспособен и будет закрыт. В ту ночь, показав необычайное доверие частному лицу, министр финансов Джордж Кортелью встретился в Морганом в отеле на Манхэттене и передал в его распоряжение двадцать пять миллионов долларов правительственных фондов, чтобы сдержать панику. Тогда как Морган выступил импресарио спасательной операции, Рокфеллер предоставил больше частных денег, чем кто-либо еще.

Прослышав о крахе «Никербокера», Гейтс позвонил Рокфеллеру в Покантико рано утром и сказал, что общественное заявление от него могло бы вернуть уверенность. Рокфеллер обдумывал вопрос, стоя в халате, затем позвонил Мелвиллу Э. Стоуну, генеральному менеджеру «Ассошиэйтед Пресс», и сказал – для цитаты, что финансы страны в хорошем состоянии, и, если нужно, он отдаст половину того, что у него есть, на поддержание кредитоспособности страны. Это было беспрецедентное заявление: один гражданин обещал выручить весь Уолл-стрит. На следующее утро, когда эти успокоительные слова перепечатали по всей Америке, репортеры посыпались на поле для гольфа в Покантико. Его спросили, действительно ли он отдаст половину своих ценных бумаг, чтобы остановить панику, и Рокфеллер ответил: «Да, а у меня их не счесть, джентльмены, не счесть»23. Рокфеллер редко хвалился богатством, но здесь это, очевидно, было предназначено, чтобы поднять дух людей. Во время паники самый большой золотой запас и ресурс наличных держал Национальный городской банк, так как Рокфеллер вложил туда десять миллионов долларов. «Они всегда приходят к Дяде Джону, как начинаются неприятности», – заметил Рокфеллер с гордостью24. Когда 23 октября Дж. П. Морган решил поддержать пошатнувшийся «Траст компани оф Америка», он получил три миллиона долларов на спасение от Джорджа Ф. Бейкера из Первого национального банка и Джеймса Стиллмана из Национального городского банка, последний пользовался деньгами Рокфеллера.