Розальво!» – господи! Ах, господи! Прочь, прочь, прелестные видения прошлого! Вы ввергаете меня в безумие!

Он вновь умолк, в ярости закусил губу, воздел иссохшую руку к небу, а другой крепко ударил себя по лбу:

– Наемный убийца, раб трусов и негодяев, соратник самых гнусных злодеев, на каких светит венецианское солнце, – вот кто теперь достойный Розальво. Стыд и срам – но именно этот гнусный жребий и кинула мне безжалостная судьба.

Он долго молчал, а потом вдруг вскочил на ноги; глаза его сверкали, выражение лица изменилось; дышать ему стало легче.

– И все же – клянусь богом! Если не суждено мне величия в облике графа Розальво, почему мне не достичь величия как венецианскому браво? Блаженные души! – вскричал Абеллино и опустился на одно колено, одновременно воздев руки к небесам, будто собираясь произнести страшную клятву. – О дух отца, о дух Валерии, я не окажусь вас недостойным! Услышьте меня, если призракам вашим дозволено блуждать поблизости, услышьте мою клятву: этот браво не посрамит своего происхождения, равно как и надежд, которыми вы утешаетесь в горестном смертном чертоге. Нет, клянусь жизнью: я стану первейшим виртуозом этого нечестивого ремесла и потомкам придется оказывать почет имени, которое прославят мои деяния.

Он нагнулся, коснувшись лбом земли, из глаз его хлынули слезы. Великие замыслы роились в его груди, он озирал немыслимые просторы, пока разум не затмился от громадности планов; прошел еще час, Абеллино вскочил, чтобы приступить к их претворению в жизнь.

– Но я не намерен вступать с пятью злосчастными головорезами в сговор, направленный против человеческой природы. Я один заставлю Республику трепетать, и не пройдет и восьми дней, как эти жалкие душегубы уже будут качаться на виселице. Не бывать более в Венеции пяти бандитам: здесь будет обитать один, и только один, и этот единственный выступит против самого дожа, сам станет судить, где добро, а где зло, сам будет наказывать и награждать в меру своих суждений. Не пройдет и восьми дней, а государство уж будет очищено от присутствия этих выродков – после чего я останусь здесь один. И тогда все злодеи Венеции, которые до сих пор давали работу кинжалам моих соратников, переметнутся ко мне; тогда я узнаю имена и свойства этих трусливых убийц, всех этих знатных нечестивцев, с которыми Матео и его товарищи ведут кровавый торг. И тогда… Абеллино! Абеллино – вот мое имя. Услышь его, Венеция, – услышь и вострепещи!

Опьяненный этими безумными надеждами, он выбежал из сада. Подозвал гондольера, прыгнул на борт и поспешил к жилищу Синтии, обитатели которого уже пребывали в объятиях Морфея.

Глава VI

Розабелла, прекрасная племянница дожа

– Итак, товарищ, – обратился на следующее утро Матео к Абеллино, – сегодня ты сделаешь свой первый шаг на нашем общем поприще.

– Сегодня! – хрипло пробормотал Абеллино. – И на ком предстоит мне доказать свою сноровку?

– Надо сказать, что это всего лишь женщина, но молодому новичку негоже давать слишком сложные задания. Я буду лично тебя сопровождать и проверю, как ты пройдешь первое испытание.

– Гм! – откликнулся Абеллино и смерил Матео взглядом с ног до головы.

– Сегодня после четырех ты отправишься со мною в сады Долабелла – они расположены в южной части Венеции. Мы оба, само собой разумеется, будем в чужом обличье. В этих садах находятся прекрасные ванны, и после их посещения племянница дожа, дивная Розабелла с Корфу, часто прогуливается там без охраны. Так что… ты меня понимаешь?

– И ты намерен меня сопровождать?

– Я лично буду свидетелем твоей первой авантюры; так я поступаю со всеми.

– И на сколько дюймов должен я всадить в нее кинжал?

– До рукояти, дружище, до самой рукояти! Она должна умереть, и нам обещано царское вознаграждение; после кончины Розабеллы денег нам хватит на всю жизнь.

Они обговорили все прочие подробности. Уж миновал полдень, часы на соседней церкви бенедиктинского монастыря пробили четыре, и Матео с Абеллино тронулись в путь. Они дошагали до садов Долабелла, где в тот день оказалось необычайно оживленно. Тенистые аллеи были запружены прогуливающимися дамами и кавалерами; в каждой беседке сидели представители венецианской знати. В каждом уголке вздыхали влюбленные парочки, дожидаясь желанных сумерек, со всех сторон доносились звуки музыки и пения, чаруя своей гармонией слух.

Абеллино смешался с толпой. Почтенного вида напудренный парик скрывал уродство его черт; походкой и манерами он подражал подагрическому старику и, опираясь на костыль, медленно вышагивал меж гуляющих. Благодаря богато расшитому наряду встречали его с уважением, и никто не чурался возможности вступить с ним в беседу касательно погоды, коммерческих дел Республики или происков ее врагов; Абеллино без труда поддерживал разговор на все эти темы.

В результате он довольно скоро прослышал, что Розабелла точно в садах, узнал, во что она одета и на каких дорожках ее можно встретить.

Туда он сразу же и отправился, а за ним по пятам следовал Матео.

Розабелла с Корфу, первая красавица Венеции, сидела одна в уединенной беседке.

Абеллино приблизился и пошатнулся у самого выхода, будто от внезапной слабости, чем и привлек внимание Розабеллы.

– Ах, господи! – вскричала она. – Неужели рядом нет никого, кто проявил бы сострадание к недужному старику?

Прелестная племянница дожа тут же вышла из беседки и бросилась на помощь страдальцу.

– Что с вами такое, добрый синьор? – осведомилась она мелодичным голосом, с благожелательной тревогой на лице.

Абеллино указал рукой в сторону беседки, Розабелла завела его внутрь, усадила на дерновую скамью.

– Да вознаградит вас Бог, синьорина, – слабым, запинающимся голосом произнес Абеллино.

Потом он поднял глаза, их взгляды встретились, и ее бледные щеки зарделись.

Розабелла молча стояла перед убийцей в облике старца и вся дрожала от нежного сочувствия к недужному незнакомцу; ах, выражение неподдельного интереса всегда делает прекрасных женщин еще прекраснее! Она склонила хрупкий стан к человеку, которому заплатили за то, чтобы ее убить, и, помолчав, с бесконечной лаской осведомилась:

– Вам не лучше?

– Лучше? – выговорил слабым голосом лицемер. – Лучше… ах да, да, да. Вы… вы племянница дожа, высокородная Розабелла с Корфу?

– Она самая, почтенный синьор.

– Ах, синьорина, я должен сказать вам одну вещь. Будьте настороже – нет, не вздрагивайте! То, что я сейчас вам сообщу, чрезвычайно важно и требует величайшего благоразумия. Ах, откуда берутся столь жестокие люди! Синьорина, ваша жизнь в опасности.

Девушка отшатнулась, румянец схлынул с ее лица.

– Хотите взглянуть на того, кого наняли вас убить? Вы не умрете, но если вам дорога жизнь – ни слова!

Розабелла не знала, что и думать; теперь этот старик внушал ей ужас.