макарон что-то есть, хотя объяснений к такому запрету что-то нигде не увидел. Но здесь-то как раз можно и ограничиться. Так что, пока во всяком случае, вполне можно по-прежнему радоваться хлебу и картошке с кашами, помидорами и огурцами.

Тут бы решить, как теперь время распределить. Хотя, подозреваю, тут многое по факту определится. Непонятно, когда кончится все, будет ли на тот момент хоть что-то доступно. Единственное, сразу надо бы ни в коем случае не тянуть, решил, что поспеем — так действуй.

Ну вот и определились. Время на все и вся ушло столько, что теперь впору решать, ехать ли за хлебом, или не ехать. А из ново созревших выводов первое что напрашивается, не от того ли лица у людей столь удручающие, что видеть в окружающем начинаешь побольше? Здесь как с перечитыванием Евангелия, вроде текст тот же, но раз понимать-видеть в написанном стал побольше, то и видеться нечто новое и зачастую искренне удивляющее. Получается, так и тут, способности в плане восприятия-осмысления увиденного выросли, вот и проступает то, что раньше от взгляда попросту ускользало. Размываться-расплываться увиденному это, правда, по-прежнему не мешает, скорее наоборот. Но объяснений такой расплывчатости как раньше не было, так и теперь не добавилось. Зато стало легче с самим собой о подобном беседовать — теперь четко понимаешь с кем говоришь и о чем говоришь. Слава Божьей воле и всё-таки получившемуся, оказался очень хорошо подготовлен, и, в результате, похоже, пребываю за все время подобного рода попыток создать полноценного носителя пока первым и едва ли не единственным, кто более-менее толково понимает суть и смысл происходящего, и вместе с тем сохраняет, во всяком случае, пока, трезвую голову, видя в себе не нечто избыточно особенное, а того, кому несказанно повезло справиться с тем, с чем у других справится что-то не получалось, и потому четко отдаю себе отчёт, что раз так, теперь, сомнений нет, надо ещё больше стараться, изо всех сил желая ещё больше улучшить то, что в собственном обличии наконец-то сдвинулось с мертвой точки. И здесь сразу можно отметить, что занятие не из самых простых, а потому очень-очень здорово, что более-менее толково, но понимаю происходящего суть и отдаюсь ему с пониманием и трезвой головой. И, кстати, именно сейчас, когда так продвинулся в том самом понимании, можно уверенно, и ничуть не кривя душей отметить, что попадание в психиатрические больницы было событием крайне важным и продуманным. Не было бы этого, тогда бы, скорее всего, и не выжил. Вместе с тем само пребывание там очень многому научило. Опять же, теперь к тому состоянию, в котором пребываю, продолжая, во всяком случае пока, худо-бедно меняться, не может быть предьявлено никаких претензий — только задай в подобном русле вопрос и можно сразу же сослаться на то, что после всей этой, по сути спасавшей психиатрии просто полагается верить в нечто такого рода, вполне похожее на бред сумасшедшего. Медицина, задай врачам в подобном русле вопрос, такого рода утверждения только подтвердит, они, вон там, при последней госпитализации, крестиком едва не задушили, а за то, что так старался на себя содержимое банки со святой водой вылить, что, несмотря на все их противодействие, всё-таки это удалось, в отместку ногами под стул запихали. Так что, спроси тех, кто тогда лечил, они то, что положено быть как раз именно сумасшедшим только подтвердят. Что же касается себя самого, то, считаюсь сумасшедшим или нет, по сути, совершенно не трогает. В конце концов, даже если относиться ко всему происходящему как к проявлению сумасшествия, это именно собственное, личное сумасшествие, и тут гораздо интересней чтобы такое, это самое сумасшествие таким, каким воспринимаю его на момент написания этих строк, и далее оставалось. Тем более что в процессе развития событий постоянно что-нибудь этакое происходит, и зачастую это что-нибудь такое, что, казалось бы, специально такого рода вещи закажешь — ни за что не получишь. Вон сколько одних выигрышей, самых разных, тогда, когда все начиналось, случилось, и был бы чему-то похожему конец, а то шел и прямо перед входом в метрополитен, среди грязи, чуть порванную пятитысячную купюру увидел. Подозреваю, тот, кто такое после увидел, очень-очень обрадовался. Самому же куда важней, что что-то такое на глаза в очередной раз попалось. Все это только подтверждает, что сам в своих выводах прав. Ничего не скажешь, достойное дополнение ко всему тому, что раньше объяснения не имело, а теперь во многом достаточно откровенно прояснилось. Единственное, о таком точно никому и ничего не расскажешь — сказанного попросту не поймут. И в этом, судя по всему, и кроется главная первопричина, главная тонкость, и главный определяющий нюанс того, почему духовный рост протекает так непросто-поступенчато и сопровождается таким количеством самых разнообразных испытаний. Тот, кто претендует на право понимания такого рода истин, как те, о которых можно было бы и попытаться рассказать, когда, после того, как, вроде бы, начал что-то в подобном, да ещё со взглядом по-новому понимать, должен тоже дозреть до появления самой возможности рассуждать-обсуждать нечто подобного рода и вида. А эти возможности хотя бы пытаться хоть что-то понять предполагают именно качественное изменение того, с кем вдруг начнут говорить о чем-то таком из разряда вещей, для обычного человека кардинально непонятных.

Если судить по ощущениям того, кто весь подобного рода жизненный процесс на собственном опыте пережил, а если исходить из организации всей схемы жизненного совершенствования, получение подобного рода опыта являлось при организации таких сложных, оформляющих жизнь процессов, едва ли не самым основным побуждающим мотивом, так вот, если опираться в рассуждениях на ощущения живущего получается, что побуждающая к действиям приоритетность в человеческом обществе мало того, что зависит от тех нюансов, которые главенствуют в общественной жизни именно на данный момент, то есть на момент осмысления происходящего, люди изначально обладают способностью к пошаговому качественному развитию-самосовершенствованию, которая может подарить очень много возможностей, приоритет обладания которыми своей ценностью многократно превосходит все то, что в человеческом обществе обычно принято понимать как весомый побудительный мотив когда речь заходит о тех самых приоритетах. То есть который может оказаться многократно более привлекательным стимулом придерживаться норм поведения, общество исключительно облагораживающих, хотя самое важное здесь, что подобного образа нормы и заповеди, благодаря религиозному, не знающему ни начала, ни конца информированию, практически всем живущим людям очень хорошо известны. То есть о том, как надо себя вести, живущие и так знают, тут бы достойный стимул найти, чтобы должное поведение в глазах заинтересованных