общение у нее выходило более чем странное, по крайней мере на сторонний взгляд. Андрей все понимал: по крайней мере, простейшие бытовые надобности его пониманию были вполне доступны. Он говорил — немножко своеобразно, каким-то деревянным языком, точно так же, как двигался. И словарный запас у него тоже был очень маленький. Но Ольга Нестеровна общалась с ним постоянно — а с кем еще ей, собственно, было поговорить. Они обсуждали какие-то бесконечные хозяйственные мелочи, что сделали за день, что нужно сделать завтра, и так далее. Понятно, что обычное деревенское общение на восемьдесят процентов именно из таких бытовых мелочей и складывается. Идиотизм деревенской жизни, если вспомнить Карла Маркса. Но так же понятно, что есть и другие двадцать процентов. И что они — едва ли не главные.

Ирина решила эту нишу заполнить и посвятила первые два вечера — после совместных с Виталием экспедиций по островам и протокам, с целью поиска следов гипотетических снежных людей и с целью установки в наиболее перспективных местах различной записывающей аппаратуры — наведению мостиков. Общие женские темы. Нелегкая бабья доля, что в городе, что в деревне. Пришлось поделиться кое-чем из собственного прошлого, пришлось кое-что и додумать. Лучше всего воспринималось, как ни странно, не про мужиков и не про тряпки-мебеля, а про заграницу. Об Англии и об Африке Ольга могла слушать часами. Кстати, не только Ольга. Андрей пристраивался к матери под бочок и тоже слушал, и тоже, судя по всему, что-то свое понимал. При этом выражение у них на лицах — у матери и у сына — становилось одинаково отрешенным и мечтательным, при всей понятной разнице между приятным, хоть и несколько скованным лицом все еще молодой и не лишенной привлекательности женщины и топорной, словно по лекалу тесаной физиономией дауна.

Однако стоило только Ирине затронуть основную тему — насчет местной фауны и ее особенностей, как лицо у Ольги делалось таким же непроницаемым, как у Андрея, и она под любым предлогом меняла тему или вообще прекращала разговор. Почти такой же запретной территорией было собственное прошлое вдовы. То есть самые общие вехи: да, была замужем, а мужа звали Витей, да, родила ребенка, да, муж погиб, несчастный случай во время рыбалки; самые общие вехи секрета, конечно, не составляли, но даже и об этом она говорила крайне неохотно и старалась тут же перевести разговор обратно на Иринины обстоятельства. Из чего Ирина сделала вывод: вдова не просто что-то знает. Ее собственная биография в какой-то точке пересеклась с таинственной жизнью местных лесов и болот, причем переплелась настолько плотно, что любое стороннее вторжение может причинить ей серьезную боль.

Логично было предположить, что связано это было именно со смертью мужа. Виталий смотался как-то днем в Маркс, в архив тамошнего УВД, и поднял дело о смерти Виктора Прокопьевича Семенова, 1957 года рождения, уроженца села Генеральское, проживавшего в селе Сеславино Марксовского района и состоявшего в браке с гражданкой Семеновой Ольгой Нестеровной, 1961 года рождения. Гражданин Семенов, Виктор Прокопьевич погиб в результате несчастного случая. А проще говоря — утонул, запутавшись в собственных сетях. Каким образом Виктор Прокопьевич умудрился, выбирая и распутывая сети с носа небольшой плоскодонной лодки, а если по-местному, ершика, упасть головой вниз в воду и запутаться в полотне «рижанки», осталось до конца непроясненным. Анализ крови показал достаточно высокое содержание алкоголя. Но Виктор Прокопьевич вообще был человек пьющий, и на координации движений у него, судя по свидетельствам очевидцев, такая доза — порядка трехсот граммов водки, принятых не позже чем за два часа до смерти, — обычно не сказывалась. В сети рядом с ним оказалась довольно крупная щука, килограммов на восемь: что и неудивительно, сетка-то была «рижанка», то есть на крупную рыбу, с пятидюймовой ячеей. И это отчасти объясняло случившееся. Потянулся за крупной рыбой. А рыба была не только тяжелая, но и живая, а следовательно, сильная. Рыба забилась. Он пытался ее удержать. Потерял равновесие. А поскольку тянулся он за ней руками вперед и головой вниз, то именно в такой позе ушел под воду. И запутался в полотне сети так, что даже и всплыть не смог.

Как бы то ни было, версию насильственной смерти следствие полностью исключило, поскольку никаких следов насилия, если не считать многочисленных повреждений, полученных в результате попыток выпутаться из сети, на теле покойного обнаружено не было. А эти повреждения, в свою очередь, говорили о том, что в сетке он запутался в здравом уме и трезвой памяти и до самого последнего вздоха пытался бороться за жизнь. И единственная возможная версия насильственной смерти отпала сама собой. У местных браконьеров подвесить на сеть — обычный способ борьбы с нахалом, который ворует из чужих сетей рыбу. Но здесь даже и сеть была своя, что признали все местные. Все, как один, такие же браконьеры, как и покойный Виктор Прокопьевич Семенов.

Во всяком случае, йети здесь явно были ни при чем.

На следующий день Виталию в голову пришел радикальный вариант. А что, если попробовать не через Ольгу, а через Андрея? Даун врать не умеет. Пока он просто отмалчивается. Но — если войти к нему в доверие…

И началась совсем другая работа. Пока Ольга бывала на ферме, а Ирина загорала с аппаратурой, Ларькин «отрабатывал» мальчика. Возился с ним. Строил какие-то деревянные крепостицы с домиками и подъемными мостами. Ходил с ним на рыбалку и восхищался — причем на сей раз совершенно искренне — тем, как ловко у этого обычно скованного в движениях ребенка получается ловить рыбу всеми мыслимыми и немыслимыми способами. За полтора часа рыбалки, пока Виталий со своим почти профессиональным рыбацким снаряжением успевал надергать десяток красноперок и подцепить на спиннинг щуренка и пару окуней, Андрей умудрялся наловить до полутора ведер. И не какой-нибудь шелупони. Лещ, крупная густера, судак, небольшие сазанчики, весьма приличных размеров лини, и даже не частые на Волге в районе Саратова, после того как построили Волгоградскую плотину, стерлядки. Он, конечно, знал места. Но из мест своих тайны не делал и ставил Виталия там, где с его точки зрения рыба должна была идти валом. Виталий стоял полчаса и вылавливал с полдюжины сорожек. После него становился Андрей, и сорожка сменялась линями, а лини — сазанчиками. А раков он и вовсе ловил — загляденье. И никаких тебе хитростей. Вот мель вдоль берега протоки, с ершистой, на колючую проволоку похожей травой. Вот маска и пара рук. Виталий идет по берегу и собирает