– Как это ужасно! – Элиусиппус поднесла мумифицированную руку к своему горлу.

– До неприличия! – эхом откликнулась Мелиусиппус, зажигая новую сигарету от окурка: рука ее так дрожала, что она едва не прижгла уголок рта.

– И абсолютно НЕ-ОБЪ-ЯС-НИ-МО! – торжествующе добавил Поп, думая: «Жаль, что тебя здесь нет, Маккарти, говнюк ты эдакий. А так хочется, чтобы был! Вот две дамы, которые много чего повидали, не думают, что эта камера – жалкая подделка».

– Она показывает то, что уже случилось? – прошептала Мелиусиппус.

– Или то, что должно случиться? – спросила Элиусиппус тем же благоговейным шепотом.

– Не знаю, – ответил Поп. – Наверняка я могу сказать только одно: мне довелось много чего повидать, но такое я вижу впервые.

– Меня это не удивляет! – воскликнула Элиусиппус.

– Меня тоже! – не отстала от нее Мелиусиппус.

Поп чувствовал, что разговор вот-вот зайдет о цене, а это вопрос деликатный для всех, особенно для Сестер-Вонючек. Когда дело доходило до торговли, они требовали чрезвычайно нежного обхождения, словно две девственницы (впрочем, Поп полагал, что по крайней мере одна в таком состоянии и пребывала). Он уже собирался произнести ключевые слова: «У меня и в мыслях не было продать вам эту камеру, но…» (трюк, конечно, старый как мир, но всегда срабатывающий со Спятившими. Им нравилось слышать такие слова, как маленьким детям нравится слушать одни и те же сказки). Но не успел, так как заговорила Элиусиппус:

– Я, конечно, не могу выражать мнение моей сестры, мистер Меррилл, но мне будет как-то не по себе, если вы… – пауза, – будете показывать нам то, что привезли с собой, предварительно не убрав с наших глаз эту камеру… или как там называется эта жуткая штука. Если вас не затруднит, унесите ее обратно в машину.

– Абсолютно с тобой согласна. – Мелиусиппус затушила наполовину выкуренную сигарету в пепельнице, напоминающей рыбу.

– Фотографии призраков – это одно, – продолжила Элиусиппус. – В них есть определенная…

– Величественность, – вставила Мелиусиппус.

– Да! Величественность! Но этот пес… – Старушку даже передернуло. – Он словно готов выпрыгнуть из фотографии и укусить кого-то из нас.

– Нас всех, – поправила сестру Мелиусиппус.

До последних фраз Поп уже подумал, что сестры сделали первый ход в тонкой игре, итогом которой станет цена покупки. Да только одинаковый тон, их одинаковые голоса, неотличимые, как фигуры и лица, говорили об обратном. Камера «Солнце‐660» – паранормальная, тут сомнений у них не было, но слишком паранормальная для их восприятия. Они не торговались. Сестры-Вонючки не притворялись, не вели сложную игру, чтобы сбросить цену. Когда старушки говорили, что им не нужна камера, производящая на свет Божий такие странные фотографии, сие именно это и означало. И уж естественно, они не хотели верить, что Меррилл намеревался продать им эту камеру и только ради этого приехал.

Поп оглядел гостиную. Совсем как комната старухи в «ужастике», который он однажды смотрел по видео, жуткое барахло под названием «Сожженные подношения», в котором здоровяк средних лет пытался утопить сына в плавательном бассейне, причем оба полезли в воду одетыми. Комната героини была набита фотографиями. Они стояли на столах и каминной доске в разнообразных рамочках, они покрывали стены так плотно, что из-под них едва проглядывали обои.

О гостиной Сестер-Вонючек он такого сказать не мог, но фотографий хватало и здесь. Число их едва ли превышало сто пятьдесят, но в маленькой и темной комнате казалось, что их в три раза больше. Некоторые Поп видел лишь мельком, другие знал лучше, потому что сам же и продал их Сестрам-Вонючкам.

Всего «фотографий призраков», как называла их Элиусиппус, в коллекции сестер было гораздо больше: никак не меньше тысячи. И разместили их в остальных четырнадцати комнатах особняка. Поп видел их все. Он относился к тем нескольким счастливчикам, кому Сестры-Вонючки показали всю экспозицию. Но в гостиной они держали самые ценные фотографии.

Жемчужина коллекции стояла в гордом одиночестве на «стенвее» под высокими окнами. На ней труп левитировал в присутствии пятидесяти или шестидесяти обалдевших от ужаса родственников и друзей, пришедших, чтобы проводить покойного в последний путь. Разумеется, это была подделка. Любой десятилетний ребенок, нет, даже восьмилетний, сразу бы понял, что это подделка. В сравнении с ней фотографии танцующих эльфов, которые так удивили Артура Конан-Дойла в конце его жизни, казались шедевром. В общем, оглядывая гостиную, Поп отметил только две фотографии, которые не попадали в категорию откровенных подделок. Требовалось более тщательное исследование, чтобы определить, как их сработали.

Однако эти две древние старушенции, которые собирали «фотографии призраков» всю жизнь и объявили, что являются ведущими экспертами в этой области, сейчас – когда он показал им не просто паранормальную фотографию, но паранормальную камеру, которая не ломалась после хитрого фокуса, как та, что «сфотографировала» женщину-призрак, наблюдающую за охотниками на лис, – они повели себя как девочки-школьницы на фильме ужасов. Эта камера могла фотографировать и фотографировать. Интересно, сколько денег они потратили на эти подделки? Тысячи долларов? Десятки тысяч? Сотни…

– …показать нам? – спросила Мелиусиппус.

Поп Меррилл заставил свои губы разойтись в улыбке.

– Покорно прошу меня извинить. Засмотрелся на ваши сокровища, вот мои мысли и пошли гулять сами по себе. Наверное, такое может случиться с каждым из нас.

– Нам по восемьдесят три года, но мысли у нас не «гуляют», а разум у нас чист как стеклышко, – с явным неодобрением ответила Элиусиппус.

– Свежевымытое стеклышко, – добавила Мелиусиппус. – Я спросила, не хотели бы вы показать нам новые фотографии… разумеется, после того, как унесете отсюда эту ужасную штуку.

– Уж не помню, когда мы видели действительно хорошие новые фотографии. – Элиусиппус закурила очередную сигарету.

– Прошлым месяцем мы ездили в Провиденс, на конгресс паранормальных явлений, – начала Мелиусиппус, – и хотя лекции нам понравились…

– …мы узнали много интересного…

– …среди фотографий преобладали подделки. Даже десятилетний ребенок…

– …семилетний!..

– …понял бы, что это подделка. Вот мы и… – Мелиусиппус запнулась, на ее лице отразилась обида. – Я удивлена, мистер Меррилл. Должна признаться, мистер Меррилл, я даже озадачена.

– И я хотела сказать то же самое, – поддакнула Элиусиппус.

– Почему вы принесли эту ужасную вещь? – дуэтом спросили Мелиусиппус и Элиусиппус.

У Попа возникло такое сильное желание ответить: «Потому что я не знал, какие вы трусливые сучки», – что на какое-то мгновение он даже решил, будто озвучил эту фразу, и застыл в ожидании истошных криков.